В начало
Железняк В., В. С. Железняк В. ПОЛНОТА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

1. Термин «экология человека» указывает на сумму условий, при которых человек может оставаться человеком. Принято считать, что человек в состоянии вместить в себя всю полноту бытия. Весть об этом идет из глубины духовной традиции, воплощенной в истории мировой культуры. Влечение к последнему пределу своих бытийных возможностей составляет эрос человеческого существования. Тот, кому впервые открылось это откровение, правда, учил, что эрос полноты движет всем сущим. Да и поэт свидетельствует:
«И море, и Гомер - все движется любовью...»
Однако эротическая и родовспомогательная лексика Диотимы шифрует в себе почти фатальную невозможность для смертных «родить прекрасное». Идеал полноты открывается в муке лишенности, падшести, бро-шенности, забвения и суетной «всеобщности». Известно, что падшесть -фундаментальная бытийная характеристика человека. Как падшее существо человек знает подпольный эрос нарциссического самоистязания. Ч.Айтматов вспоминал, что Д.Шостакович верил в пришествие композитора, который выразит в своем творчестве всю музыку мира. Неужто же нам дозволено ждать мыслителя, который обличит последний смысл бытия?
Человечество устало. Его культуротворческая энергия иссякает. Фигура умолчания все чаще заменяет какие бы то ни было «онтологические порывы». Однако есть одна тенденция, так или иначе захватывающая последнее столетие европейской мысли, которая позволяет вернуться к со-фийной полноте платонических и неоплатонических идеалов. Мы имеем в ввиду упорное стремление онтологизировать перезрелую европейскую субъективность, сообщить рафинированному строю постгуссерлианских идей новую телесность. Мы имеем в ввиду широкое движение по интер-субъективизации человеческого сознания, картезианского «Я», авторского начала и, вообще, всякого ego-центрированного смысла.
2. Есть основания полагать, что на наших глазах рождается новый тип человеческой субъективности. Жизнь сознания отныне будет определяться не последовательностью «когитаций», утверждающих «Я» в чувственно-телесном материале, а, наоборот, последовательностью актов, снимающие слои субъективности и утверждающих телесно-вещественный медиум нейтральных смысловых полей. Становящееся на такой основе сознание может быть описано как смысловой ток, свободно развивающийся в] любой системе чувственно-телесных медиаторов.
Разумеется, указанное овнешнение и оплотнение сознания возможно только на основе существенных преобразований функций человеческого языка. Всем известна бурная и многословная история философии языка (и соответствующих специальных дисциплин) в истекшем столетии. Общий вектор многочисленных учений, возросших прежде всего на немецкой и француз кой почве, направлен к построению феноменологии (а затем и онтологии) дискурса. Не Хайдеггер «придумал» самоговорящую речь, и не Фуко, Делез и Деррида «придумали» a priori данные дискурсивные поля. Философы лишь выразили новую реальность. Культурно-историческая форма человеческого существования претерпевает существеннейшие изменения. Так, совершенно иначе функционирует отныне человеческий язык: не столько мы говорим «на нем», сколько он сам говорит «в нас». Вполне можно допустить, что меняется характер человеческой телесности (она стремительно насыщается смысловыми токами умирающего «субъекта»); вполне возможно, что вместе с субъектно-объектной оппозицией изменяется и пропозициональная структура человеческого высказывания в целом. Кант учил, что некое X связывает термины синтетического высказывания в медиуме человеческого рассудка. Может быть, теперь этот X играет роль универсального подлежащего.
Когда-то дух противопоставил себя телу как предмету, чтобы теперь вновь вернуться в предмет как в новую смысловую («эйдетическую») телесность. Смысл обретается и проявляется иначе: сознание непрерывно «овнешняется» в совокупной телесности человеческого здесь-бытия. B этом смысле говорят о поверхности или ландшафте сознания. И тело, и дух живут теперь в принципиально иной связи и ином отношении. Однако новые антиномии немедленно возникают на горизонте духовного опыта современности и новые метафизические ловушки подстерегают рождающееся на наших глазах духовное существо.
3. Смысловая поверхность специфически человеческой предметности может потерять глубину и ценностную размерность (именно так и происходит). Вполне мыслимо своеобразное табу, введенное наличной культурной ситуацией, на какое-либо старомодное и выжившее из ума «трансцендирование» (именно это мы и наблюдаем во вкусах и нравах философского авангарда). Правда, подобные вещи можно объяснить болезнью роста и несовременностью некоторых переводов с французского. Куда опаснее вполне проявившиеся объективные тенденции повторного расщепления человеческой духовности. Мы имеем в виду отпочкование «виртуального» логоса от живой ткани исторически сформировавшегося дискурса. Ведь свободно кодируемый смысл, текущий по любому набору проводников или летящий в эфире, не может претендовать на софийную полноту выражения (на совершенную телесную воплощенность, наделенность собственным ликом в створе уникального раз-личия). Впрочем, и это обстоятельство, возможно, только следствие еще не оформившегося, туманного будущего.

Железняк В., В. С. Железняк В. ПОЛНОТА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО // Всероссийская научная конференция «Бренное и вечное: Экология человека в современном мире» 23-24 октября 2001 года: Тезисы докладов и выступлений. Вып.4. / Ред. кол.: Г. П. Выжлецов, И. Ф. Игнатьева; НовГУ им Ярослава Мудрого. - Великий Новгород, 2001. С. 35-37.

Hosted by uCoz