В начало |
Игнатьев С. ЭКОЛОГИЯ УСОПШЕГО ЧЕЛОВЕКА
Да, я лежу в земле, губами шевеля. Н, А. Заболоцкий. Балуясь в детстве спинозовским определением свободы, я, нечаянно, воспринял понятие объективной необходимости как не-желаемого, а, следовательно, не-свободы. Получилось, что свобода есть осознанная несвобода, а не-свобода, соответственно, есть неосознанная свобода. И то и другое лишь смысловая асимметрия состояний нашего сознания. Далее, я обнаружил, что такие небезразличные качества как ученость и богатство являются их осознанной противоположностью и, наоборот, состояние глупости и бедности есть неосознанная ученость и богатство. Действительно, только нищий кичится своим «богатством», а глупец читает лекции по философии с ученым видом (тут должен быть виден комплимент проблемному методу). Жизнь, соответственно, это осознанная смерть, а смерть - неосознанная жизнь. Смысл жизни естественно и логически противоположен смыслу смерти, коль скоро она таковой имеет в своей иерархии, а это так. Как говорят экзистенциалисты, смерть приходит в жизнь, чтобы определить ее смысл. Другие же призывают не думать о смерти, ибо, когда она есть, то нас уже нет, а когда есть мы, то нет ее. Последней мыслью видимо руководствовалась куртизанка Людовика XIV, говоря, а после нас, хоть потоп. Сегодня можно найти колоритные работы по эстетике самоубийства, касающиеся ритуальных, героических и патологических сторон явления, но самоубийство лишь фрагмент смертельной палитры жизни. На мой взгляд, чрезвычайно актуален аксиологический аспект смерти и смертельных ценностей в целом. Смерть и жизнь в своей сопредельной запредельности исторически опосредуют друг друга, частная смерть индивида стимулирует родовое долголетие, конечно же, при поддержании заданного жизнью баланса между рождаемостью и смертностью в «отдельно взятой стране». Общеизвестно, что Россия занимает лидирующее место среди замет- стран по количеству смертей на душу населения, однако по качеству значительно отстает. Отечественная танатология представляется экзотическими курсами в столичных университетах, не более. И хотя конфессиональное участие в культуре погребения, несомненно, усилилось, сами ритуальные услуги оскорбительно находятся под контролем внецерковных элементов. Поражает теснота и убогость кладбищ для простословия, отсутствие эпитафий и вандализм могильных грабителей. Между прочим, мертвые в цивилизованном мире не лишаются права последней собственности, что оговаривается в предсмертном контракте с остающимися живыми. В России этого нет, нет закона о защите прав усопших и земельный ваучер для покойников не предусмотрен. Обратите внимание, что труп и покойник совершенно разные люди. Труп это неидентифицированный (неопознанный, безымянный) покойник. А по законам строгой лингвистики существительное «покойник» является одушевленным, имея соответствующий суффикс при склонении, « труп» же существительное неодушевленное. Спросите в моргах: в России стать покойником многим не по карману, на что указывают невостребованные трупы. И, подобно Сократу, упрекавшему современников за их преждевременные попытки объяснения окружающей природы. Без предварительного самопознания (или самоопознания) я призываю экологию живых начинать с экологии усопших, ибо нелепо... А, впрочем, «как мне знать, не жалеют ли мертвецы о том, что когда-"] то цеплялись за жизнь», говорил Чан Цзы. Игнатьев С. ЭКОЛОГИЯ УСОПШЕГО ЧЕЛОВЕКА // Всероссийская научная конференция «Бренное и вечное: Экология человека в современном мире» 23-24 октября 2001 года: Тезисы докладов и выступлений. Вып.4. / Ред. кол.: Г. П. Выжлецов, И. Ф. Игнатьева; НовГУ им Ярослава Мудрого. - Великий Новгород, 2001. С. 39-40. |