Главная страница.

Кириленко С. ЭКОЛОГИЯ ПИТАНИЯ: ПРИРОДНЫЕ УСЛОВИЯ И КУЛЬТУРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ

Проблемы экологии питания в настоящее время требуют культурологического анализа в связи с распространением многообразных диет, мотивируемых соображениями не только медицинского, но и мировоззренческого характера. Свидетельством, в частности, необычайного значения вегетарианства в современном мире служит появление на популярном лингвистическом сайте специального раздела, в котором приводятся формулировки отказа от мясной пищи на различных языках. И сарказм, и пиетет по отношению к методикам «правильного питания» в равной степени указывают на то, что подобные попытки подчинить сферу питания определённой дисциплине вступают во взаимодействие не только с природными условиями, но и с культурными стереотипами.
К. Леви-Стросс отмечает, что в архаических культурах различие между человеком и прочими существами проводится на основании принципиального разнообразия человеческой диеты. Но вместе с тем это разнообразие предполагает ритмизацию, которая изначально осуществляется природой в виде смены голодных и изобильных сезонов. С развитием цивилизации природные ограничения отступают на второй план, и их место занимает социальный ритм воздержания и поощряемых излишеств. Если для Ле-ви-Стросса этот ритм представлен, в основном, христианизированной оппозицией Масленицы и Поста, то М. Монтанари обращает внимание на его укорененность в традиции близких к потлачу деревенских аграрных праздников, поневоле оплачиваемых месяцами воздержания.
Разнообразие рациона служит фундаментом для внутренних различений не только сезонного, но и стратификационного характера. Категория допустимой/ недопустимой пищи играет ключевую роль в идентификации социального субъекта, при этом отличия могут носить как этнический, так и классовый или тендерный характер. Особое значение имеют пищевые запреты, налагаемые на представителей определённых социальных категорий и идентифицирующие их в качестве таковых. При этом табуирование социально неприемлемой пищи не ограничивается внешним императивом, но переживается в рамках противопоставления «своё-чужое» как чувственная оппозиция приятного и неприятного. На этом основана идентификация коллектива как людей, разделяющих ту или иную пищу (А. Ван Геннепп), и идентификация индивида, формирование специфической телесной интенциональности. Можно сказать, что особый «язык» сферы питания (М.Монтанари) существует не столько на уровне рациональных схем, сколько на уровне телесных предпочтений. Поэтому отказ потреблять «чуждую пищу» формулируется не в категориях потребности, а в категориях желания.
В сходных природных условиях могут складываться несходные пищевые комплексы. Отличия служат поводом для взаимных насмешек и обвинений в употреблении непригодной для настоящих людей пищи. По такой схеме разворачиваются, как правило, отношения между землепашцами и скотоводами. Именно в этом видит Ф.Бродель причину того, что китайская культура, отличающаяся ярко выраженной вегетарианской доминантой, не знает горного скотоводства, аналогичного европейскому. То, что в рамках одной культуры переживается как недостаток, в другой таковым не ощущается. Как показал П.Бурдье, это справедливо не только для региональных, но и для социальных культур. Бурдье выделяет категорию «вкуса к нужде», проявляющегося в негативном отношении к «излишествам». Безусловно, голод жёстко диктует свои условия, но сопротивление «чуждому» рациону сохраняет символическую силу. Хотя европейцы вынуждены были, с одной стороны, примириться с колониальной кухней, угнетавшей их отсутствием хлеба, а с другой стороны, перейти на выращивание в самой Европе урожайных экзотических культур, тем не менее традиция употребления пшеничного хлеба сохранялась неизменной в отношении желанной «праздничной», «ритуальной» еды, актуализирующей идентичность.
Исторические примеры трансформации кулинарных принципов показывают, что она связана с переходными процессами в самом обществе: с формированием новых социальных типов, обладающих новой телесностью. Так было при возникновении на Руси православного монашества, когда стали везти «от Грекъ ... овощеви розноличныя», так в XVI в. выделилась категория «деликатных» блюд, отвечающая характерной маркированности тела аристократа, а в XX в. появилась «Книга о вкусной и здоровой пище», воплотившая попытку создания единого кулинарного пространства в ходе формирования идентичности «советского человека».
В современном мире регуляция питания осуществляется при посредстве категории нормы. В этом плане унифицированные системы питания на предприятиях и в закусочных типа «Макдональдс», с одной стороны, и программы «здорового питания», основанные на концепции биологически полезной и культурно нейтральной пищи, - с другой, представляют собой два эффекта одного и того же процесса. Универсализация нормативов приводит к разрыву с индивидуальной историей, обусловливающей возможности переживания удовольствия, и становится причиной социально-культурного дискомфорта. В «Жареных зелёных помидорах» Ф.Флэгг показывает, что попытки преодолеть безликость современности, сделав ставку на различные практики объективации, обречены на неудачу. Специфика той зоны, которую формирует вокруг себя человек, обживая мир, определяется не объективной природной реальностью, но проекцией культурных смыслов. Поэтому экология питания предполагает, по меньшей мере, корреляцию природных факторов и идентификационных моделей.

Кириленко С. ЭКОЛОГИЯ ПИТАНИЯ: ПРИРОДНЫЕ УСЛОВИЯ И КУЛЬТУРНЫЕ СТЕРЕОТИПЫ // Всероссийская научная конференция «Бренное и вечное: Экология человека в современном мире» 23-24 октября 2001 года: Тезисы докладов и выступлений. Вып.4. / Ред. кол.: Г. П. Выжлецов, И. Ф. Игнатьева; НовГУ им Ярослава Мудрого. - Великий Новгород, 2001. С. 141-143.