Главная страница.

Ольшанский Д. ЭКОЛОГИЯ ЗНАКА. ОТВЕТ НА СТАТЬЮ МИХАИЛА ЭПШТЕЙНА

В последние тридцать лет внимание современной философии направлено главным образом на проблемы связанные с письменной деятельностью человека, что определено в первую очередь так называемым лингвистическим поворотом в философии XX века, ставшим знаковым событием для европейском мысли. Письменная деятельность в данном случае трактуется предельно широко: не просто как создание литературного текста, подвластного литературной критике, но как вообще всякую форму человеческой деятельности. В данном случае письмом может являться всё то, что объемлет любую графию, как пишет об этом Н.Автономова, хореографию, спектрографию, рентгенографию, а также то, что связывает письмо «с другими близкими понятиями - граммой, грамматологией, грамматографией, графологией, графией, графикой». [Автономова Н. Деррида и грамматология // Деррида Ж. О грамматологии. М: Ad Marginem. 2000. С. 25]
Соответственно в ином аспекте по сравнению с классической философией, трактуются «знак» и «письмо». По сравнению с классическим пониманием знака, как «указателя» на вещь, для неклассической философии знак является некоторым самодостаточным образованием. В соссюровском понимании связь означаемого (signatum) и означающего (signans) (того, что принято называть знаком) немотивированна, то есть осуществляется лишь по воле автора [Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М, 1977. С. 101]. В рамках данного понимания, знак является лишь письменным (рукотворным) выражением (запечатлением) вещи, то есть реального объекта. Знак «указывает», отсылает читателя к объекту, то есть является своего рода замещением этого объекта. Знак, стало быть, есть нечто искусственное, вне-природное, ставшее и явившееся лишь благодаря реальности означаемого.
В философии постструктурализма знак трактуется уже не как форма замещение объекта, а напротив, как форма «неналичия объекта». В рамках данного подхода, знак означает не нечто означаемое, а именно его отсутствие. Уже самим тем, что знак указывает на нечто внешнее (на объект реального мира) по отношению к нему, уже самой формой своего указания, знак являет неналичие объекта. Знак является манифестацией отсутствия вещи, её неявленности. Таким образом знак для постструктурализма не является означающим в классическом понимании де Соссюра, тем означающим, которое относится к чему-то реальному, как его репрезентант, но напротив, знак сам обладает реальностью. Знак является самодостаточным и существует не в силу того, что относится к означаемому, которое и является источником его существования, хотя бы и произвольно, немотивированно, для постструктуралистской мысли знак является относительно самодостаточным онтологическим (а не только лингвистическим) образованием. Относительность этой самодостаточности определена тем, что знак мотивирован уже не означаемым и зависит не столько он объективной реальности, сколько находится во взаимоотношениях с другими знаками, то есть мотивирован реальности текста. По мнению Деррида, «письмо - это констатация отсутствия вещи, одновременно и зло, и благо.» [Деррида Ж. О грамматологии. М: Ad Marginem, 2000. С. 412]
Переходя непосредственно к заявленной теме, обратимся к анализу текста М. Эпштейна « « ». Наброски к экологии текста.» [Эпштейн М. « ». Наброски к экологии текста // Комментарии. 1997. № 13. С. 3-41; далее цитируется по этому же изданию] Экологией, то есть окружающей средой, текста автор называет любой материальный носитель для письменного текста. Главным отличительным признаком этой материи является то, что «сама она внетекстуальна.» [С.4] Особенность этой внетекстуальной среды текста состоит в том, что читатель стремится аннулировать (игнорировать) её влияние на смысл текста, не воспринимая белизну страницы, холста или экрана компьютера, но в то, же время эта среда никогда не исчезает, вопреки стремлению читателя, но напротив «сама являет себя с каждым знаком.» [С.5] С другой стороны М. Эпштейн отмечает, что эта среда не может быть определена как нечто конкретное, то есть не может быть означена, ибо любой знак как то «белизна», «пустота» - также есть элемент текста, следовательно, исходя из предыдущего тезиса, влечёт за собой (про)явление окружающей среды текста, которую должен был бы означить и определить.
Из вышесказанного очевидно, что М. Эпштейн придерживается структуралистского понимания знака, то есть как означающего (signans), которое становится или являющегося по отношению в некоторому означаемому. Знак он трактует как материальный объект (в данном случае как письменный элемент), который замещает (то есть отсылает) означаемое. Следовательно, действительно невозможно создать означаемое такому означаемому, которое всегда сопровождает(ся) самим этим означаемым, так как в соссюровском структурализме означаемое и означающее должны быть строго разделены. В итоге, он предлагает означать окружающую среду знака как « », то есть чистое поле, «окружающее каждый отдельный знак и текст в целом». [С. 5]
М. Эпштейн констатирует, что «нигде так ясно не обнаруживается условность письменных знаков, как в этой попытке обозначить то, что всегда присутствует и предшествует самим знакам.» [С. 4] Говоря об условности знака М. Эпштейн, воспроизводит тезис Соссюра о том, что означаемое не мотивировано по отношению к означающему, о котором говорилось выше.
Второй момент, на который следует здесь обратить внимание, состоит в том, что М. Эпштейн утверждает, что « » предшествует знаку. Эту мысль М. Эпштейн повторяет неоднократно в различных вариациях: «оно предшествует любому именованию или выражению, а вовсе не следует за ним.» [С. 6] И далее: «нужно ввести в состав самого текста чистоту того, что ему предшествует и что его окружает.» [С. 11]. (выделено нами) Этот тезис не может не вызвать возражения, так как чистое пространство или окружающая среда появляются только тогда, когда появляется письмо. « » возникает только в связи со знаком, о чём говорит сам М. Эпштейн и что соответствует классическому структурализму. Окружающая среда не может классическому структурализму. Окружающая среда не может предшествовать предмету, для которого она является окружающей средой. Если смотреть на проблему с позиций банального материализма, то можно согласиться с тем, что белый лист существует до того как на нём что-либо будет написано, но дело в том, что пустое пространство этот листа не воспринимается как потенциальная окружающая среда для текста, скорее сам лист может восприниматься как знак. Пустое пространство текста может восприниматься как « » лишь только в том случае, если зритель (читатель, писатель) уже имеет не-явленный текст, который собирается записать на этом листе бумаги. В этом случае можно говорить о том, что желание запечатлеть текст заставляет видеть нас в чистом листе бумаги пространство для письма, но разве можно утверждать, что « » предшествует тексту? Виртуальный (то есть подразумеваетмый) текст есть также текст, в данном случае не важно запёчатлён ли он в материале (письме) или нет. Текст существует в представлении читателя, следовательно и пустое пространство листа предстаёт для сознания этого читателя (писателя) как « » для ненаписанного текста, лист бумаги в этом случае становится материальным орудием, а не самостоятельным знаком для сознания человека. Мы не можем говорить о том, что « » предшествует тексту, скорее напротив текст рождает « ». Явленный или мыслимый текст превращает белизну бумажного листа, холста или экрана компьютера в « », то есть (про)являет « », которое до того времени могло существовать как автономный знак.
Следует сказать, что экран телевизора или компьютера, например, в силу специфических особенностей всегда воспринимается нами как поле для письменного или графического текста, но это не значит, что любое чистое поле является « ». Достаточно вспомнить картины Раушенберга, представляющие собой белое поле. Простой лист бумаги, заключённый в рамку и помещённый в музейное пространство, уже не воспринимается как материальный предмет для письма, то есть не является « ». Белый лист выступает в данном случае как произведение искусства, как самостоятельный знак, не привязанный к письменному тексту, который мог бы быть написан на нём. Используя термины Хайдеггера, можно сказать, что чистое пространство, явленное нам как подручное (Zuhandenhut) становится « », но то же чистое пространство, явленное нам как наличное (Vorhandenhut) таковым не является. То чистое пространство, которое воспринимается нами как материал для создания письменного текста, становится « », то есть воспринимается как окружающая среда для текста, то же, что воспринимается не как материал, но как самостоятельный знак, не является « ». Автор пишет: «Текст имеет свою собственную среду обитания, которая также предшествует тексту, как природа в общечеловеческом масштабе предшествует культуре и делает возможной культуру.» [С. 10] Не углубляясь в предмет исторической культурологии, мы заметим, что понятие «природа» формируется в рамках человеческой культуры и именно культура является источником для исследования природы (физики, химии, биологии, геологии) и её охраны (экологии). Само понятие о природе (как и любое понятие вообще) как чём-то противоположном культуре рождено в рамках культуры.