Главная страница.

Барсова Т. Ценности рациональности в русской философии, история и современность

Цель данной статьи - обращаясь к некоторым сюжетам русской философии, показать некую «переоценку ценностей», переход от целерационального мышления к ценностнорациональному, выполненный в 19-20 веках. Ценности, обоснованные русскими философами, хорошо коррелируются с потребностями современной картины мира.
Особенности осмысления мира в целом, его познания, человека и его деятельности с позиции классической рациональности состояли во внеисторическом рассмотрении и мира, и познания, и человека. В основе мира лежат правила, законы, порядок. Это однородный мир-механизм, в котором все строго упорядочено, подчинено причинно-следственным отношениям, законосообразно. Это мир прогрессивного неотвратимого движения к совершенству. Все в нем подконтрольно разуму, открыто ему, предсказуемо. Все устойчиво и равновесно. Мир мыслится как нечто ставшее, законченное и неизменное. Стало быть, характер знаний о нем тоже неизменен. Результаты познания воспроизводимы и тождественны в любом месте и времени. Знание носит характер вечных объективных истин.
Человек рассматривается в качестве гносеологического субъекта, целью которого является получение объективной истины. Никакие субъективно- личностные или социокультурные факторы не включаются в картину объекта. Это должен быть «чистый образ мира». Ясно, что и доступен он не эмпирически конкретному, а тоже «чистому» и универсальному субъекту. В сознании такого абстрактного субъекта все знание дано уже до познания, поэтому дистанцированность субъекта от объекта – норма познания и свидетельство неисторичности субъекта.
Применительно к истории классический детерминизм проявляется в непреложности следования от низших социальных образований к высшим, в неодолимости прогресса и уверенности, что дальше будет лучше (и в материальном, и в физическом, и в духовно-нравственном отношениях). Существовала уверенность, что лучшее общество может быть и должно быть построено. Классическая рациональность связана с целерациональным мышлением. Этот способ мышления, исходивший из принципиальной связи идей и вещей (Спиноза) ориентировал человека на переустройство несовершенного мира в соответствии с универсальным планом и своими потребностями. Если мир плох, то человек может и должен изменить его, построить в голове проект лучшего общества и привести действительность в соответствие с ним. Исторический опыт свидетельствует, однако, что любая теория беднее практики.
Классическая рациональность авторитарна. Ее всеобще-рациональные истины выступают в истории как императивы действия. Ценностями техногенной цивилизации, с которой и связана классическая рациональность, являются: активность действия, автономность личности, сила и власть над природой, ценность новаций. Цивилизация, основанная на способе целерационального мышления, обнаруживает свои границы. Исторический вызов уже в 19-20 веках состоит в переходе к ценностнорациональному идеалу, от абстрактно-всеобщего к личностному, индивидуальному, самобытному, где муравейнику счастливого будущего противостоит личность как источник социальной гармонии и совершенства.
При описании человеческой деятельности становится невозможным абстрагироваться от ценностей как регулятивных принципов деятельности. Становится недостаточно с классических позиций описать, объяснить и предсказать явления природного и общественного порядка. Важно придать им смысл, духовную направленность, оценить с позиций смысложизненных ориентиров. Ценностнорациональный идеал новой рациональности предполагает видение мира не дистанцированного от субъекта, а включенного в коммуникативные отношения с ним. Субъект исследует объект, частью которого он является. Ценностно-целевые структуры человеческой деятельности включаются в картину объекта. Историческое бытие мыслится не как нерасчлененная тотальность, поглощающая всякое своеобразие, а согласованная множественность отдельных элементов.
Различия в понимании целе- и ценностнорациональных идеалов проявились в споре о русской идее между славянофилами и Чаадаевым. Чаадаев - рационалист, но религиозный. Совершенствующийся разум, по нему, развивается в истории (это уже отход от западной рациональности). Но суть христианства Чаадаеву и славянофилам видится по-разному.
Совершенное общество, по Чаадаеву, - царство божие на Земле. Оно вполне достижимо, так как он верит в добрую природу человека и в силу нравственного прогресса; более того, в западных странах, оно отчасти уже реализовано. Смысл и назначение человека в том, чтобы приблизить мир посюстороннего бытия человека к совершенному. Христианство рассматривается Чаадаевым как деятельностно - нравственная сила, которая поможет осуществить царство божие, изменить несовершенный мир. Чаадаев говорит о социальном призвании христианства, о его активной силе. Аналогично мыслил и Соловьев В., у которого любовь как путь к всеединству тоже деятельная сила, победа духа над материей, преображение всего.
Славянофилы размышляли иначе. Их рациональность скорее ценностно ориентирована, не императивна, ибо христианство рассматривается ими не как реализация идей, а как прояснение бытия. Истина бытия раскрывается в соборном единении людей через любовь и веру. Соборность и есть то самое единство во множестве, где каждый отдельный элемент целого не поглощается и не отрицается им, а сохраняет свое своеобразие, где интимно-духовная общность людей формируется свободно, а не принудительно.
Различие идеалов рациональности обусловливает и различное отношение к истории. Чаадаев показывает, что Россия не обрела ни политической, ни социальной самобытности ни в прошлом ни в настоящем, хотя он и надеется на ее духовную самобытность в будущем. Апофеоз его мессианства выражен в словах «Россия еще станет духовным средоточием Европы», «нам вручены интересы человечества».
Координаты истории – прошлое, настоящее, будущее. Естественно стремление Чаадаева понять настоящее из прошлого. В глубине эпох Чаадаев видит бесцветное существование, не наполненное ни великими событиями, ни великими идеями. Чаадаев констатирует оторванность России от общечеловеческого развития. Она вне времени, вне рода человеческого, вне культурного пространства.
С позиций целерационального идеала такой анализ развития России вовсе не выглядит как бесстрастное изложение объективного положения дел. Руководствуясь принципом анализа «история- ключ к пониманию народов», Чаадаев тем самым делает прошлое, да и настоящее России неким идеальным конструктом, смысловая направленность которого в том, чтобы приковать внимание к судьбе страны.
Казалось бы вывод очевиден: без традиций, без прошлого нет будущего, нечего возрождать. Однако Чаадаев видит будущее народов как счастливое. Но чтобы достичь его не нужно революционных потрясений, нужно заняться выработкой домашней нравственности народов, отличной от их политической морали. Ценностный идеал рациональности сплавляется с целевым.
Славянофилы же исходят из тех черт самобытности народа, которые выработаны в прошлом: религиозность, нравственность, неполитичность. Их подход к проблеме судьбы России скорее – реставрация прошлого. Прошлое не безлично и не безразлично, не потеряно впустую, а наоборот наполнено значимым смыслом и ценно. Общинное устройство жизни, предполагающее следование нравственному долгу, приоритет коллективных интересов перед личными, готовность жертвовать собой во имя других, искание правды-справедливости - остались социальным идеалом. Ценностное содержание этого прошлого связано не с активностью и жаждой власти, а с умением терпеть и примирять, не нормативно.
Чаадаев уверен, что магистральный путь всемирной истории - путь построения царства божия. Этот идеал императивен, побуждает к действию. Все христианские народы должны объединиться, невзирая на конфессиональные различия (ведь христианство едино, как едина истина) в общем деле создания совершенного строя. Эту идею позже будет развивать и В.Соловьев в терминах всеединства и богочеловечества.
Классическая рациональность в философии истории проявляется в требовании «отряхнуть прах старого мира» и построить новый мир – такова неумолимая логика истории, понимаемая как упорядоченный процесс движения от низшего к высшему (и в светском, и в религиозном варианте). Чаадаев тоже убежден, что дальше будет лучше, но только потому, что произойдет полное обновление человеческой природы, обеспечивающее ему возможность бесконечного развития. Он верит, что «все нравственные силы сольются в одну, разрозненные индивиды соединятся в высшем синтезе» (1).
Изменить мир, значит проникнуться божественной идеей, обновить себя, стать нравственным. Активность и действие, связанные с рациональностью, ориентированной на ценность, все же переносятся во внутренний план, в сферу духа и предполагают делание себя. В этом славянофилы и Чаадаев вполне согласны. Целерациональность западного типа предполагает уход во внешний мир и желание организовать его, получить конкретные результаты своих действий.
Славянофилы связывают изменение бытия не с активными действиями и не с побуждающими к ним идеями. Это рациональный путь, и он для них ложен, ибо разрушителен, ведет к революции и насилию. Нужно не менять этот мир, а понимать его, дополняя и ограничивая разум сердцем и любовью. Они понимали свободу человека не как власть над миром, а как адаптацию к нему, сопричастность и открытость человека богу.
Целерациональный идеал ориентирует на всеобщее дело, какое бы общее дело ни имелось в виду (Чаадаева, Соловьева, Федорова или Ленина). Ценностнорациональный идеал ориентирует на значимость работы на общее дело, на гармонию человека с миром, адаптацию к нему, понимание его. Важен не определенный внешний результат, а ценность, стоящая за ним, отношение к нему. Этот идеал не нормативен. Данные различия в понимании рациональности с позиции целе- и ценностного идеалов, выявленные в процессе краткого сопоставления позиций Чаадаева и славянофилов, во многом объясняются их религиозными предпочтениями.