Главная страница.

Кащей Н. Риторика как реализация сопричастности к политике

Ханна Эрендт по цеху риториком не была и никаких учебников риторики не писала. Однако кто может называть Аристотеля риторикам, только потому, что "Риторика" изложена им. Есть особенная привлекательность в исследовании понимания риторического, которое принадлежит не риторику, особенная, еще и потому что оно принадлежит автору известной философской концепции политики о пространствах человеческого существования, которые порождаются, культивируются и опустошаются говорящим и действующим человеком. Непричастность Эрендт к каким-либо формам как традиционной риторики, так и к более новым, возникшим при ее жизни, освобождает её не только от терминологических мелочей, но и позволяет скорее достигать "не отфильтрованной" фундаментальной риторизации политического.
1. Плюрализм. Центральная идея теории Эрендт - это познание плюрализма. Эта мысль пульсирует во всех её трудах. Из неё она выводит понимание политического и, прежде всего, понимание основополагающих видов человеческой деятельности, таких как язык и поступок. Смысл бытия политического заботиться не столько о личных делах, сколько о совместных, "совместно" в этом смысле не означает биологическое сосуществования людей, "совместной" как раз называется та деятельность, которая превосходит биологическую необходимость и лежит вне рефлексивного поведения. Речь идет о том, что люди совместно и свободно делают по ту сторону этой необходимости и навязанных ею механизмов поведения. Так как никакой отдельный человек не может осуществлять действие, оно является всегда и всюду со-действием; так как никакой отдельный человек не обладает речью, разговор всегда и всюду "является разговором друг с другом", то есть диалогом. Этот ход мыслей можно резюмировать следующим образом: со-действие создает предпосылки для диалога не только вообще, но особенно в той области совместной жизни, которая касается "политической прагматики", и диалог создает предпосылки для со-действия особенно в той области совместной жизни, которая определяется "политической прагматикой".
2. Речь и действие. Ханна Эрендт формулирует эти понятия ясно и определенно, уточняя их терминологически, в их понятийном пространстве рассматривается процесс риторизации как дополнение к процессу политизации. Обращаясь к греческому полису как исторической модели политических возможностей, она говорит о том, что быть политическим, значит жить в полисе, в котором все дела осуществляются посредством слов способных убеждать. Греческий полис категорически подразумевается как государство, основанное не на силе, а на общем "само-убеждении". Желание молчать в политической сфере является пограничным феноменом, так как человек, поскольку он - политическая сущность, существует в диалоге. Точнее это можно было бы назвать не молчанием, а "умолкновением" или "немотой", так как сила является самой безмолвной. Аристотелевская дефиниция человека как разумного и политического существа в эрендтовской интерпретации сводится к его "способностям говорить и действовать". Разговор, который вызывает мыслительную или реальную деятельность по изменению политической практики, является риторическим.
3. Совместное политического. Действие и речь требуют для своего осуществления внешней локализации так же как слух и зрение людей. Чтобы действие и разговор были общедоступными, эта "внешняя локализация" должна быть "общественным пространством". Пространство, в котором люди совместно размещают друг друга, есть "промежуток", без которого они не могут ни говорить, ни действовать; так как без этого общественного пространства остается каждый человек либо "в себе", либо "в собственных четырех стенах", то есть в пустоте или в "пустыне". Если люди хотят совместного разговора друг с другом, если они хотят со-трудничать, то они должны выходить из "своих четырех стен" и "со-бираться". "Со-бирают-ся" предполагает прежде всего свободу передвижений, которая принадлежит к самым элементарным и самым важным из негативных свобод; так как городские стены и национальные границы служат всегда только одной цели выделять и разграничить пространство, в пределах которого человек может передвигаться свободно. Общественное пространство как место свободы устраняет бесполезность и ограниченность одиночки. В заботе о благе собственной души лежит "мировое совместное внутри нас самих", которое связывает нас с теми, кто были перед нами и с теми, которые прибудут после нас.
4. Власть и сила. С самого начала мы говорим о власти или силе слова, к этим понятиям у Ханны Эрендт также есть собственный подход. Она говорит о том, что власть возникает всюду, где люди собираются и сотрудничают, и всегда исчезает, если они отсутствуют. Поэтому требуется гарантировать "частную" власть властью "организационной". Отцы американской демократии решили эту задачу в конституции таким образом, что "власть и свобода" в ней объединяются. Для них свобода была ничем иным как естественной властью, которую мы желаем осуществлять или позволяем. Диалоговая деятельность является политической деятельностью. Присущая всем человеческим делам потенциальная власть предъявляла и предъявляет себя в пространстве, в котором господствует сила.
5. Мнение. Неистощимое богатство человеческого языка неизбежно иссякло бы, если бы имелась истина, которая разрешала бы спор раз и навсегда. Я формирую(сь) мнение(м), тогда, когда я рассматриваю определенную вещь с различных точек зрения, в котором я воспроизвожу для себя точки зрения отсутствующих и таким образом их представляю. Этот процесс представления не протекает вслепую, поскольку мне известно о других взглядах. Чем больших таких положений я могу включить в свои соображения, и чем лучше я могу себе их представить: как бы я думал и чувствовал себя будь на их месте, тем богаче моя точка зрения и тем квалифицированнее будет результат моих соображений, мое мнение. Благодаря такой реабилитации доксы - ведь негативное отношение к ней преобладало в западной философской традиции еще со времен Платона - открываются для политического взаимодействия новые возможности. Они значимы для тех, кто собирается как "свободный и равный", кто формирует мнение без претензий на истину в последней инстанции, убеждает и убеждается, таким образом, политически действуя, создает предпосылки для политической деятельности по изменению социального мира. Мнение не только "лучше чем окрик", оно - фактическая основа диалога друг с другом и взаимодействия. (С возможностями манипуляции мнением Х. Эрендт, конечно, сталкивалась неоднократно, однако мы не будем здесь об этом говорить, чтобы не потерять нить рассуждений).
6. "Предубеждение и суждение". Так как от предубеждений человека частично освобождают опыт и дискуссии, то они будут опасны для тех, кто верит им больше, чем совместной действительности, кто окутан туманом "идей фикс" различных идеологий и мировоззрений. Против такого рода идеологически оформленных предубеждений может помочь только замена предубеждения суждениями. Суждение понимается здесь не как акт правильной речи, не как их суммирование, не как "критерий"; суждением можно считать, однако, нечто совершенно иное, и именно тогда, когда мы сталкиваемся кое с чем, чем не распоряжаются никакие масштабы. Эти суждения без масштаба не имеют никаких других предпосылок кроме способности человека к рассудку. Они, как известно, эстетические суждения, о которых, как говорил однажды Кант, как раз не спорят, но, пожалуй, можно договариваться. Х. Эрендт высказывает поразительную идею: перенести кантовские положения теории эстетического суждения в сферу политической способности суждения. Потому что в обеих областях мы имеем дело с формой совместного бытия (с суждением, которое разделяет другой, с общностью вкуса), где никто никому не повинуется и не подчиняется, где люди убеждают друг друга. С точки зрения современного неориторического понимания можно сказать следующее: рассудок, который преодолевает циркулирующие предубеждения в суждениях и формирует мнения, требует "диалоговой достоверености" процессов "взаимо-беседы" и "взаимо-убеждения".
7. Не диадическое, а диалоговое. Хотя, Ханна Эрендт - как оказалась - не рассматривает теорию риторики и великих риторов, все же, риторика - это ее тема. Не столько в смысле "речи другого", сколько - в соответствии с ее основным пониманием плюрализма - в деятельном диалоге. В диалоге политическая свобода может иметь место, поскольку способность к диалогу может развиваться. Однако способность к диалогу значит, что плюрализм не является чистым расширением двойственности Я-и-Я к множественности Мы. Свободный плюрализм "способных к диалогу" различен как от внутреннего "диалога человека с самим собой", так и от диалога между мной и тобой. Необходимо преодолевать иррационализм - доставшийся, прежде всего от Карла Ясперса и Мартина Бубера - диадической коммуникации, которая, будучи образцом, в политической сфере, никогда не приведет Мы к истинному плюрализму действия. Только осуществленность плюрализма и диалога содействует согласию, о котором говорят: " что люди, если они хотят чего-либо достигнуть в этом мире, должны действовать скоординировано". Таким образом, риторическое и политическое связаны друг с другом в коммуникации и участии: когда прекращается диалог, прекращается политика.

Кащей Н. Риторика как реализация сопричастности к политике // Бренное и вечное: прошлое в настоящем и будущем философии и культуры. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 10-летию Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. 27-29 октября 2003г. – Великий Новгород, 2003, с. 98-102.