Главная страница.

Конашкова А. Парадоксы идентификации, аналитика со-возможности Я - ДРУГОЙ в контексте онтологии множественности

Изменение статуса и новое понимание субъектности не отделимо от общей тенденции выявления онтологических аспектов жизни и действия человеческих индивидов, по-новому сплетающей между собой старые темы: подобное и гетерогенное, фрагментарность и континуальность, бесконечная открытость и пространственная топология, контекстуальность и ироничность. Проблема субъектности в XX веке приобретает особую значимость - это определяется, прежде всего, тем, что она, понимаемая как локальность, предстает как указание на место в пространстве Бытия, место, которое имеет свой неповторимый почерк; это - некий мир, живущий, в определенной степени, в соответствии с собственным ритмом и собственными законами. Место выполняет существенную роль в процессах идентификации, наделяя социальное образование наиболее стабильными чертами, поэтому, погруженность в конкретные условия с неизбежностью накладывает специфический отпечаток - пребывая в том или ином месте, попадая в него, субъект действует по правилам его логики, стилистики. Более того, место задает ракурс видения окружающей социальной реальности, культурную призму, сквозь которую осуществляется ее восприятие. В контексте топологии Бытия Место - случайно, оно одно из многих, но, при этом, характеризуется уникальной, самобытной сущностью, таким образом, локальность представляет собой субъектность, реализуемую в ограниченных пространственно-временных масштабах.
В определении субъектности невозможно исходить из тождества или различия понятий «индивидуальность», «субъективность» или «субъект», поскольку их отношение не может быть представлено в линейной перспективе и, следовательно, должно иметь разный онтологический статус: одно из них является актом индивидуализации, другое - единством поля (потока) сознания, выстраивающегося в результате осуществления этих актов, а третье дискурсивного происхождения знаком; в этом случае, становится невозможным полагать привычную синонимичность их употребления. Человеческая субъектность дана нам лишь в объектных и объективированных формах Бытия, таким образом, «вписав» субъекта в этот универсум в качестве одной из его предметных форм, мы создаем предпосылки сведения бытия субъекта к функциям универсума - в современной философии этот вывод расценивается как «смерть субъекта», то есть, субъекта как инстанции, наделенной обязанностями, властью и знанием, вместо этого, существует лишь порождение субъективности — особые «складчатые зоны», которые ставят под вопрос привычные компоненты идентичности как того, что концентрирует в себе нормы, стандарты, эталоны и правила деятельности, а также, систему ценностей, выработанных в пределах некоторого культурного целого. Субъектность предполагает признание инаковости, нетождественности, многоликости и дифференцированности, поэтому, субъект уже не может быть описан в парадигме классической философии, и для описания субъектной позиции в контексте онтологии множественности предлагаются новые концепты, а именно: «складка», «сингулярность», «трансцендентальная топология», в которых мы находим и конец субъекта, и новую субъектность, сконструированную на основе вероятностной методологии.
Если воспользоваться метафорой, предложенной Г.В.Флоровским, то человека «...можно уподобить геометрической связке лучей или полупрямых, от начала или некоего радианта простирающихся в бесконечность» ; в этом случае, субъект предстает в качестве своеобразной лучевой структуры, как пучок стихий, как точка собирания пространственных, временных, потенциальных, актуальных, условных локальностей, другими словами, как сингулярность (то, что каждый раз заново образует точку экспозиции, прочерчивает пересечение пределов, в направлении которых осуществляется каждый раз акт открытия), где Реальность являет себя как «стихия сингулярностей». Субъект постоянно балансирует на грани, пребывает на пределе, там, где внутреннее и внешнее даны одновременно, где ни внутреннее, ни внешнее не даны как таковые; это есть бытие «в себе», где Я конституирует само себя (в качестве «собственных мест» - интимности, тождества, индивидуальности, имени) только при условии обращенности, открытости своим пределам, благодаря этим пределам и в качестве пределов. Очевидно, что место возможно лишь как нечто обрамленное, имеющее границы, поэтому локальность есть, кроме того, предупреждение о пределах, об обрывах -она напоминает о невечном, небесконечном; о невозможности чему-то быть; по сути своей локальность есть выражение относительности действительности и противостоит различным формам абсолютизации, в том числе, идее всеобщности, тотальности. Тем самым, человек дополняет себе свой «мир», исходя из своих новых потребностей и намерений, и наполняет его своими нуждами и планами (М.Хайдеггер); в своем существовании человек держится за повседневное, за все привычное, за то, что представляется ему не требующим усилий, за то, что для него непосредственно достижимо. Но, поскольку человек в своей основе является «возможностью бытия», опережающим набрасыванием самого себя к своему абсолютному пределу, «бытием-в» или «бытием-через», в своей наиболее чистой возможности реализовать в со-бытии, где человек может быть основанием возможности, а значит, универсальные критерии оценки сменяются множеством частных, относительных, случайных.
«Место» одного человека есть всегда принципиально иное, отличное от «места» другого человека, каждый субъект занимает свое единственное «место» в мире, он онтологически укоренен, в силу чего не способен осуществить абстрагирование от своего «места» в мире и, как следствие, осуществить переход на «место» другого субъекта. Феномен границы не требует перехода в другую «точку», но, напротив, постулирует отказ от любой позиции и переход в такую «точку», которая не может быть чьей-либо, она не принадлежит никому, хотя ей могут принадлежать многие, таким образом, любое положение точки равновозможно, в силу этого точка может быть представлена в любом месте своей траектории; она, проникая в прежде недосягаемые, «закрытые», а нередко и тщательно оберегавшиеся от постороннего вмешательства системы, (вы)являет нечто остававшееся скрытым, она не столько перестраивает со-бытийное Бытие, сколько делает некоторые присущие ему моменты очевидными, а именно, преодолевая границы того или иного образования (мира), она вычленяет, высвечивает структуры, которые длительное время воспринимались лишь в контексте, лишь в рамках области влияния этого образования. Точка как особое совмещение мест, в некотором смысле, устраняет пространственную, временную, статусную перспективу и открывает россыпь миров, относящихся к разным эпохам, регионам, культурам.
Бытие составляет мое отношение к себе как соотнесенному с Другим, ибо Бытие без Другого (или без друговости) не имело бы смысла, будучи лишь имманентностью собственного полагания, или, что то же самое, бесконечного допущения самого себя. Бытие состоит в разделении этого «в-месте», в «совместности», а не как замкнутое в безысходной субъективности. Друговость, изменчивость впускается в жизнь субъекта, включается в его картину мира -человек становится гибче и мобильнее, более склонен к саморедескрипции; одновременно, признается и объективность существования Другого, непозволительность насаждения инородной ему логики, чуждых принципов существования. Бытийный статус субъекта задается его включенностью в опыт события, совместности с Другим; человек никогда не тождествен какому-либо своему атрибуту, его «Я» никогда не может быть определимо, поскольку оно всегда в поисках самого себя и способно быть репрезентировано только через Другого, через свои отношения к людям, однако, при этом, никто не может полностью познать ни самого себя, ни другого, то есть не способен полностью встать на точку зрения другого человека. Тем не менее, несколько перефразировав утверждения Жака Лакана, можно сказать, что со-бытие - это дискурс Другого, это то место, исходя из которого субъекту может быть задан вопрос о его существовании.
Человек необходимо признается другими и необходимо признает других людей - «...эта необходимость есть его собственная, а не необходимость нашего мышления в противоположность содержанию. Как признание он сам есть движение, и именно это движение снимает его естественное состояние: он есть признание...» . Другой - это существование свернутого возможного, выражение возможного мира, это выражаемое, постигнутое как еще не существующее вне того, кто его выражает, тот, кто населяет мир возможностями, фоном, пограничьями, переносами. Даже желание, будь то желание объекта или желание другого, зависит от этой структуры: я желаю объект только как выраженный другим в модусе возможного; я желаю в Другом только возможные миры, которые он выражает. Другой — носитель возможного мира, а значит, и моих возможностей, в том числе, возможности воспоминания, только он в состоянии вводить временные измерения в вечное настоящее меня самого; Другой не есть ни объект в поле моего восприятия, ни субъект, меня воспринимающий, - это, прежде всего, структура поля восприятия, без которой поле это в целом не функционировало в полной мере, ибо «...положительно значимым в своей сплошной данности мир становится для меня лишь как окружение другого» . Другой, взгляд Другого, его желание, действие, заставляют объекты выступать для меня из нерасчленной массы воспринятого, задает измерение глубины, вводит знаки невоспринимаемого в поле моего восприятия. Мой мир - это мир отношения другого к объектам, имеющим для него смысл.
Идентичность, проявляясь в своей со-бытийности, определяется как собирание, существующее в качестве единичности и конкретности, полагающее возможность Других в совместности других событий, осуществляется через способы самопрезентации и возможностъ-бытъ-про-писанным в пространстве, представляет собой отсылание к Другому, к Имени Другого, представляет собой процесс движения от одной складки к другой, где идентичность «рассеивается» в том смысле, в каком рассеиваются возможности невозможного и, в то же время, исходя из собственной «пустотности», непрерывно потенцируюет из себя новые прочтения. Этим можно объяснить бесконечную множимость значений при несводимости их к некоторому единому, «подлинному» значению, ибо точка - это всегда пересечение, отсылающее к другой точке, а, значит, предполагающее особую топологию, то есть особое совмещение «мест», особое место-нахождение различных «мест», место-собирание, открытое для интерпретации собственного контекста.
Человек также может реализовываться и «неподлинным» образом, который является нашим повседневным существованием и характеризуется растворением «в вещах» в рассеянности, в отвлечении от себя самого, в извращении для нас самих нашей сущностной реальности, а именно в бытии видимости, а именно, предстает как модификация субъектности, заключенная в пределах односторонней самореализации, где качества и навыки иной содержательной направленности остаются социально не востребованными, и человек получает возможность проявить себя «одномерно», то есть, в соответствии с актуальными в данный момент интенциями. Это превращение субъекта в наблюдателя становится особенно очевидным в XX веке, требующем от наблюдателя безостановочного синтеза рваного потока визуальных образов, будучи вовлеченным в который, он вообще утрачивает способность занимать определенную позицию в пространстве и даже во времени, лишается главной своей характеристики - партикулярности; конституируется своеобразная трансцендентальная топология, которая подрывает принцип границы естественной онтологии человека, который переступает собственные естественные рамки, выходит за них, становится, в некотором смысле, безграничным, «телом без органов» (А.Арто), голой интенсивностью, лишенной всякой формы бесконечная открытость вписывается в полную закрытость, порождая скрытую стандартность.
Субъектность же предполагает признание инаковости, нетождественности, многоликости и дифференцированности социальной реальности, но, будучи представлена в качестве ориентира, критерия плюральности, и воспроизводима и на уровне идеологии властных структур, и в непосредственной повседневной практике взаимодействия субъектов она предстает как «...нерасчлененность, переплетение разнородного в неком первичном недифференцируемом единстве» , где происходящее вписано в сложную пространственно-временную топологию. Однако, высший смысл жизни заключается в том, чтобы каждый человек осуществил свой собственный идеал, не равный никакому другому - придти «в ту точку, которая связана с центром, в точку, где мы можем услышать обращенный к нам голос, окликающий нас голос призванья» (М.Мамардашвили), это есть ни что иное как возвращение человеку соразмерного ему мира или возвращение Человека в Мир. Если в эпоху модернизма человек был озабочен построением идентичности, а также ее поддержанием, то теперь приоритетной становится задача избежать ее окаменения, превращения в нечто раз и навсегда фиксированное - это мир без близости, где нет ничего, кроме запрета на любое человеческое участие.

Конашкова А. Парадоксы идентификации: аналитика со-возможности «Я» - «ДРУГОЙ» в контексте онтологии множественности // Бренное и вечное: прошлое в настоящем и будущем философии и культуры. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 10-летию Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. 27-29 октября 2003г. – Великий Новгород, 2003, с. 168-173.