Главная страница.

Светлана Абрамова. Мифологический аспект идеологии евразийства

Евразийская идея, как впрочем, и само евразийское течение, на протяжении всего короткого срока своего существования оценивалась весьма неоднозначно. Во многом это объясняется тем, что система взглядов, предложенная евразийцами, весьма отличается от того, что было в русской философской, социальной и политической мысли как дореволюционной, так и пореволюционного периода. Если не принимать в расчет оценки евразийства, навеянные политическими, идеологическими или эмоциональными моментами, а исходить из попыток объективной критики идеи, то следует отметить характеристику, которую дал течению Н.А.Бердяев: «утопический этатизм».
Бердяев указывает на один существенный момент идеи, который ставит Евразийство особняком среди прочих идей – ее монистический характер. Мыслитель утверждает, что такой подход ведет к «абсолютизации государства, как земного воплощения истины, истинной идеологии» [1,С.302]. Это целостность, основанная на одноначалии. При чем следует отметить, что одноначалие выступает как определяющая сила не только на этапе зарождения идеи, но сохраняется и в последующем, в процессе ее реализации. Таким образом, раз и навсегда задаются параметры самой идеи, границы и условия ее бытования и развития.
«Евразийская идеология утверждает, что государство есть становящаяся, не усовершенствованная Церковь», - продолжает мыслитель [1,С.302]. Это вызывает недоумение, поскольку Евразийство по сути дела ставит знак равенства между двумя различными понятиями – церковью и государством. Государство превращается в идею. Тождественность же церкви и государства придает идее последнего значение истины. В то же время, государство – предпосылки, границы и условия собственного функционирования. Следует также указать на то, что государство евразийцы понимают не как политический институт. Они придают государству гораздо более широкий смысл. Государство становится функцией культуры, поскольку именно в этой сфере осуществляются два важнейших в евразийском учении момента: «единство культуры и личное бытие ее субъекта» [2,С.188].
Возникает структура, в своей основе напоминающая миф. С одной стороны, есть идея, которая не только то, что может быть, но и то, что должно быть. С другой, есть поле бытования данной идеи. При чем отмечается неразрывная связь между идеей и пространством ее реализации. Идея может существовать и развиваться только в границах заданного пространства. Идея и пространство ее реализации не рассматриваются безотносительно друг к другу. Напротив, они определяют друг друга, придают смысл существования друг другу. Таким образом, они сливаются в едином мифологическом пространстве.
Тому, что учение евразийцев о государстве носит черты мифологического сознания, в немалой степени способствовали условия, в которых зарождалась евразийская идея. Это был период глобальной смены системы ценностей русского культурного мира – благоприятная почва для рождения подобных идей. Мифологичность Евразийства заключена в нескольких аспектах. Это, во-первых, внешний образ учения как всеобъемлющего и непогрешимого, основанного на истинных постулатах, в отличие от прочих, исходящих из ложных посылок. Во-вторых, и что является, пожалуй, более существенным, это сохранение мифологичности во внутренней структуре учения. Таких «образов», раскрывающих понимание евразийцами проблемы бытования государства в их концепции два: Континент-океан и Культуроличность.
Наиболее детально характеристика Континента-океана дана в трудах одного из виднейших деятелей Евразийства – П.Н.Савицкого. Континент-океан или Евразия представляет собою материальное, физическое пространство бытования русских культуры, социума, государства. Более того, это пространство и есть сами культура, социум, государство. Последние не могут существовать вне первого. Пространство здесь выступает не только как место расположения, но и необходимое условие жизни, некая «питательная среда». Пространство персонифицируется, наделяется чертами реально действующей силы, оказывающей влияние на культуру.
Для определения пространства бытования культурного мира евразийцы вводят в оборот термин «месторазвитие». Под «месторазвитием» евразийцы понимают некую целостность «социально-исторической среды» и территории ее распространения. П.Н.Савицкий в работе «Географический обзор России – Евразии» говорит о «географическом индивидууме» [3,С.259]. Данная целостность носит синтетический характер. Социально-историческая среда (культурный организм во времени и пространстве) и территория (площадь, природно-климатические условия, ландшафт и т.п.) понимаются как взаимопроникающие структуры, обоюдно влияющие друг на друга. Территория оказывает влияние на характер и особенности социально-исторической среды. Последняя, в свою очередь, устанавливает границы территории собственного распространения. Можно сказать, что социально-историческая среда «выбирает» место собственного бытования. Устанавливается жесткий детерминизм социально-исторической среды и территории: ни та, ни другая структуры не могут существовать самостоятельно, независимо друг от друга. Они обречены на совместное бытование.
Поскольку социально-историческая среда может существовать только в границах данной территории, то изменение месторазвития неизбежно повлечет за собой изменение самой обозначенной структуры. Последнее невозможно в силу природы самого явления, поскольку, во-первых, понятие социально-исторической среды включает в себя временную компоненту, не изменяющуюся по определению. Во-вторых, социально-историческая среда неизбежно откликнется на изменение характера месторазвития, что повлечет за собой несоответствие двух ее составляющих: исторической и современной. Это приведет к разрушению целостности социально-исторического организма.
Исходя из логики евразийской концепции, территория, утратившая свою социально-историческую среду, утрачивает и фактор целостности. Без культуры бытие территории лишено смысла. Территория может оказать влияние на создание точно такой же социально-исторической среды, как и утраченная. В противном случае, она должна измениться. Что представляется весьма проблематичным.
Таким образом, в учении евразийцев месторазвитие и социально-культурная среда вращаются в едином пространственно-временном поле, вне которого они не имеют смысла. Культура и территория понимаются как неделимый организм, черпающий силы в своем единстве.
Сущность социально-исторической среды или культуры раскрывается через понятие «культуроличность». Оно представляет собою попытку обоснования триединой целостности – культуры, общества и личности. Пожалуй, именно для понятия «культуроличность», как ни для какого другого в Евразийстве, характерен мифологический синкретизм. Культура, общество и личность у евразийцев составляют неделимое целое, каждый из элементов которого самостоятелен, но реализуется через других, не существует независимо от других, является основанием для бытования других. Культуроличность является живым организмом во всех формах своего существования: культуры, общества, личности. Она связана органическим единством с пространством Континента-океана. Культуроличность – это субъект. Она одновременно есть творец, процесс творения и его результат. Как творец, культуроличность наделена свободой. Свобода является непреложным условием самовыражения творящего субъекта. Субъект свободен реализовывать самого себя, а не подчиняться текущему моменту. В этом, по убеждению евразийцев и состоит истинное призвание культуры – творить саму себя. Культура обретает субъектность через своих носителей. Таковыми являются социум и личность. Последние также наделены свободой, но как деятели культуры, части культуроличности. Причем и социум, и личность являются индивидами, только применительно к социуму речь пойдет о совокупном индивиде – соборной (симфонической) личности. Евразийцы настаивают на том, что нельзя рассматривать симфоническую личность как механическое множество индивидуумов. Это не механическое, а «согласованное множество и единство» [2;176]. Евразийцы категорически отвергают обвинения в их адрес в том, что они лишают индивида свободы и независимости, подчиняя его действия и проявления соборному субъекту. Возражая, они отвечают, что именно в свободе каждого конкретного индивида залог симфонического единство субъектов культуры, а в целом – самой культуры.
Евразийская соборность тем и интересна, что отличается от формального объединения, поскольку каждый из входящих в нее элементов значим не только как носитель чего-то позитивного для данного объединения, но важен как самостоятельное явление. Для соборной личности индивид как раз и интересен тем, что как свободный субъект, он может реализовывать культуру по-своему, исходя из собственного ее понимания. Именно в этом и заключается свобода субъекта. Чем больше будет таких субъектных деятелей, тем полнее и ярче будет раскрыта истинная сущность культуроличности, тем ближе она подойдет к своему идеалу. Проявления субъектов культуры очень важны для последней. Они дают ей, как живому, действующему организму, почву для рефлексии. Через деятельность субъектов культура обретает свои физические границы, материализуется в конкретный образ, получает возможность «видеть» саму себя. Созданный индивидами образ не является пассивным. Он в свою очередь оказывает влияние на свободных индивидов, определяет их деятельность. Таким образом, в процессе рефлексий-антирефлексий субъектов различного порядка образуется единое пространство культуры. Субъекты культуры способны перевоплощаться друг в друга. Индивиды – в соборные личности, так как соборная личность принимает в себя всю полноту проявлений индивидуумов, а соборные личности – в индивидуумов, поскольку являются пространством и питательной средой для деятельности последних, придает смысл их творениям и делает их востребованными. Культуроличность охватывает собою все пространство рефлексий личности, то есть налицо заведомая заданность возможных проявлений личности. Мифологический круг замкнулся: личность действует в заданной системе координат, по заданной схеме, с заведомо известным результатом.
Таким образом, Евразийство несет в себе черты мифа не только во внешнем облике, но и во внутренней структуре, и может быть реализовано исключительно в пространстве мифологического сознания, но никак не в пространстве политической идеологии.

Литература.
1. Бердяев Н.А. Утопический этатизм евразийцев // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993.
2. Карсавин Л.П. Основы политики // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993.
3. Савицкий П.Н. Географический обзор России – Евразии // Орлова И.Б. Евразийская цивилизация. Социально-историческая ретроспектива и перспектива. М., 1998.

Светлана Абрамова. Мифологический аспект идеологии евразийства // Бренное и вечное: образы мифа в пространствах современного мира: Мате-
Б87 риалы Всерос. науч. конф., посвященной 10-летию философского факультета Новгородского гос. ун-та имени Ярослава Мудрого. 28-29 сентября 2004г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2004.