Главная страница.

Сергей Светлов. Биология и биотехнология, образы научных мифов и горизонты философии истории

Мифы в современном мире имеют отнюдь не меньшее значение, чем имели они в далёком прошлом. Мифологизировано не только идеологическое пространство современного мира, но также глубоко мифологизированы сама история, социальные, гуманитарные и даже естественные науки. Совсем недавняя история развития биологической науки в этом отношении дает нам ярчайшие образцы научных мифов.
В науке вообще, а в естествознании - в особенности, на первый взгляд, не существует места для мифов и мифотворчества. Наука тем и отличается от других сфер человеческой деятельности, что она строится на объективных фактах, на логических выводах, на доказательных теориях. Каждый факт в науке - не выдумка самого учёного, не его фантазия, а та самая объективная реальность, которую всегда можно проверить и перепроверить сколь угодно много раз.
Разумеется, часть научных фактов относится не к экспериментальной сфере, где каждый сомневающийся может самостоятельно повторить эксперимент и тем самым проверить выводы, в которых у него возникли сомнения. Часть научных фактов относится к сфере научных наблюдений (например, астрономические наблюдения), перепроверить которые (особенно, наблюдения, относящиеся к далёкой истории) иногда весьма непросто. Однако и в случаях научных наблюдений в современном мире почти всегда существует обширная “доказательная база” (например, фотодокументы, которые всегда могут быть подвергнуты необходимой экспертизе).
Тем не менее, в науке оказываются не только не редки, а даже весьма часты случаи, когда одни учёные доказывают одно, а другие - другое. Разброс в научных мнениях зачастую бывает столь велик, что делаемые различными учёными выводы не просто не совпадают в отдельных деталях, а прямо противоречат друг другу. В этих случаях авторы оказываются, как правило, совершенно непримиримыми противниками и разделяются, образуя целые лагеря своих сторонников.
Социальная борьба, разворачивающаяся между такими лагерями, имеет уже мало общего с наукой вообще и с поиском объективной истины в частности. В этих случаях в ход обычно идут самые коварные приёмы, свойственные политической борьбе непримиримых противников, и победу в этой борьбе одерживает не научная истина, а более сильная в политическом смысле сторона. Наука в этом случае вообще начинает мало кого интересовать и отступает на задний план, а на авансцену выходят научные мифы, и вместо научной работы широко разворачивается научное мифотворчество.
Биология в этом отношении проявила себя в ряду естественных наук ярчайшим образом. Ещё совсем недавно в нашей стране существовал фактически государственный запрет на развитие важнейших направлений биологии, в первую очередь, направлений, связанных с генетикой. Этот запрет явился результатом жесточайшей политической борьбы между сторонниками воззрений, получивших широко известное название “вейсманизма-морганизма”, с одной стороны, и сторонниками воззрений, получивших не менее широко известное название “мичуринской биологии”, с другой стороны.
“Вейсманизм-морганизм” в этой борьбе был представлен многочисленными учёными-генетиками, некоторые из которых имели самую широкую известность, как в нашей стране, так и за рубежом. Так, Николай Иванович Вавилов (брат Сергея Ивановича Вавилова - президента АН СССР) за свои научные достижения в нашей стране был избран президентом Всероссийской Академии сельскохозяйственных наук (знаменитой ВАСХНИЛ). Его научные достижения получили также международное признание, например он был избран президентом VII Международного генетического конгресса, состоявшегося в 1939 году в Эдинбурге (в котором так и не смог лично принять участия из-за отказа властей выпустить его за рубеж).
“Мичуринская биология” была возглавлена “народным академиком” Трофимом Денисовичем Лысенко, бывшим учеником Н.И.Вавилова. Имя Мичурина в этом политическом сражении было использовано в качестве своего рода “знамени”. Сам Мичурин к “мичуринской биологии” фактически не имел прямого отношения.
Не рассматривая здесь все перипетии этой борьбы, отметим, что уже в 1930-е годы отечественной биологии был нанесен сильнейший удар – генетика фактически оказалась под государственным запретом. Сам Николай Иванович Вавилов вначале был отлучён от возможности участвовать в зарубежных научных командировках, затем был арестован и трагически погиб в заключении. В дальнейшем попытки возродить отечественную генетику в послевоенное время потерпели крупное фиаско на знаменитой августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 года, стенографический отчёт о которой был опубликован очень большим тиражом и также хорошо известен.
Отечественная генетика продолжала находиться под государственным запретом и после смены политического руководства страны, произошедшего в 1953 году. Политическая “оттепель” не коснулась биологии - в “заморозке” её продержали вплоть до середины 1960-х годов. Весь трагизм исторического развития отечественной биологии ещё до сих пор полностью не осознан, а политический, нравственный и экономический ущерб от него ещё до сих пор полностью не оценён.
Здесь важно подчеркнуть, что отечественная биология на долгие десятилетия была в плену тщательно поддерживаемого государством научного мифа. Этот миф состоял в том, что развитие биологического организма, его свойства и характеристики объяснялись исключительно влиянием окружающей среды. Роль же генетического аппарата (как даже и существование генов вообще) фактически полностью отрицалась.
Абсурдные утверждения о возможности посредством правильного “воспитания” (то есть воздействия факторами окружающей среды) превращать ель в сосну и рожь в пшеницу принимались даже без тени сомнения. Государственная машина всеми силами стремилась поддерживать этот научный миф, поскольку он очень хорошо сочетался с существовавшей тогда государственной идеологией вообще. Роль окружающей среды в этом мифе становилась абсолютом, и невозможно было тогда научным образом аргументировать альтернативную точку зрения - в лучшем случае это означало бы конец возможности проводить какие-либо научные исследования вообще, а в худшем - повторение трагического конца жизни Н.И.Вавилова.
Наука в данном случае фактически исчезла, она была заменена псевдонаукой - научным мифотворчеством. Вместо истинно научных исследований должна была осуществляться наукообразная деятельность, цель которой состояла не в получении новых научных знаний, а в подтверждении существовавшего научного мифа. В научных учреждениях осуществлялся не поиск научной истины, а поиск “доказательств” научного мифа.
Это, разумеется, было не виной самих учёных и научных работников, а их бедой. Находящиеся под жесточайшим государственным контролем, они никоим образом не могли действительно противостоять государственной машине. Всякие попытки отстоять научную истину жесточайшим образом пресекались всей мощью государственного репрессивного аппарата.
Причём государственный запрет на объективные научные исследования парадоксальным образом сочетался со стремлением государства всячески обосновать принятие государственных решений научными теориями. Власти под любые государственные решения стремились подвести “научную базу” и всячески подчёркивали “научность” всего государственного развития вообще. Использование “научного обоснования” стало обязательным правилом при принятии практически любых государственных решений.
Однако всё это во многих случаях было лишь формальностью - “научное обоснование” требовалось к фактически уже принятому решению, и если объективные научные данные входили с ним в противоречие, они либо просто отвергались, либо (что более часто) заменялись псевдонаучными построениями, которыми и подкрепляли принимаемое государственное решение. Часто в этом были заинтересованы конкретные ведомства, которые получали (в случае принятия выгодных им решений) крупные источники государственного финансирования.
Получить и “освоить” крупные бюджетные ассигнования становилось самоцелью для многих государственных ведомств. Находящиеся в их распоряжении научные учреждения (так называемая “ведомственная наука”) фактически использовались для достижения этой цели. При этом ни о каких действительно объективных научных исследованиях, естественно, не могло идти и речи.
Государственная машина развёртывала научные учреждения от поиска научной истины к выполнению конкретных государственных заданий. Использование научных мифов в этих условиях шло самым широким образом фактически во всех науках - как социальных, так и естественных. Применение “научного метода” означало на деле применение “научного мифа”.
Позиции и социальных, и естественных наук в этом смысле были практически полностью нивелированы господствующей государственной идеологией. Всё в этих науках должно было быть осуществлено на основе утверждённых в партийно-государственных органах канонов и правил. Любое отступление от этих канонов и правил немедленно пресекалось, и несоответствующая им научная работа просто даже не могла быть опубликована из-за существовавшей тогда государственной цензуры.
Государственная запрет генетических исследований и поддержка научного мифа о “роли окружающей среды в развитии биологических организмов” привела к самым серьезным последствиям для отечественной науки, отечественного сельского хозяйства и отечественных технологий вообще. Для науки это означало практический запрет на проведение серьёзных научных исследований, касающихся устройства наследственного аппарата биологических организмов. Фактически в стране была провалена целая сфера научных изысканий, определившая всё лицо мировой биологии в ХХ веке.
Для отечественного сельского хозяйства научное мифотворчество в биологии обернулось жесточайшим кризисом в производстве важнейших сельхозпродуктов. Фактически отечественное сельское хозяйство развивалось не по “интенсивному” пути (как декларировалось в государственных документах), а по “экстенсивному” пути (ярким примером чему является широко известная кампания по освоению “целины”). В конечном итоге развитие по этому пути сельского хозяйства привело к хронической нехватке даже основных сельхозпродуктов и к началу ежегодных массовых закупок из-за рубежа зерна “в связи с неурожаем”.
Для отечественных технологий научное мифотворчество в биологии обернулось провалом в развитии важнейшей технологии - биотехнологии. Научную основу новых методов биотехнологии (прежде всего, методов, получивших название “генной инженерии”) как раз и составляет то научное знание, которое дают исследования в области генетики. Поэтому, несмотря на многочисленные правительственные постановления о развитии биотехнологии, отечественная биотехнология не могла получить действительно должного развития как раз именно из-за того, что на исследования в области генетики в течение долгих десятилетий существовал государственный запрет.
Даже сейчас, когда с тех пор прошло уже достаточно много времени, в развитии отечественной биотехнологии, несмотря на все усилия отечественных учёных и научных работников, имеется значительное отставание от мировых лидеров. И корни этого отставания находятся именно в событиях 1930-1960-х годов, когда реальные научные исследования в биологии были подменены мифотворчеством. Таким образом, научные мифы о “роли окружающей среды в развитии биологических организмов” до сих пор продолжают оказывать влияние на реальное технологическое и экономическое развитие страны.

Сергей Светлов. Биология и биотехнология: образы научных мифов и горизонты философии истории // Бренное и вечное: образы мифа в пространствах современного мира:
Б87 Материалы Всерос. науч. конф., посвященной 10-летию философского факультета Новгородского гос. ун-та имени Ярослава Мудрого. 28-29 сентября 2004г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2004. 339 с.