Главная страница.

Семенова А. Антропологический миф в сказках М. Горького и А. Платонова

Максим Горький и Андрей Платонов - современники, что проявилось в близости источников, питавших мировоззренческие искания писателей. Например, Шопенгауэр и центральное понятие его философии - воля, Ницше с его знаменательной для рубежа XIX -XX веков идеей сверхчеловека, А. Богданов, разработавший основные принципы «всеобщей организационной науки». Однако Горького и Платонова разделяла целая эпоха - эпоха рубежа веков это не могло не сказаться на различии их творческих и мировоззренческих принципов.
Одной из центральных идей, которая была важна и для Горького и для Платонова, была идея Революции. Революционный пафос присутствует у обоих писателей, очевидно, что пути «в революцию» были различными. Платонов -это, казалось бы, воплощение горьковской мечты о пролетарском писателе. Неслучайно молодому Андрею Платонову близки были идеи Пролеткульта, в основании которого лежала организационная идея Александра Богданова (Малиновского).
Революционные преобразования требовали нового человека, думалось, что социальная революция откроет пути к «сверхчеловеку» (Горький) или «новые люди» кардинально преобразуют окружающий мир (Платонов), поэтому антропогонический миф закономерно проявился в творчестве писателей.
Мы рассмотрим его на примере сказки Горького из цикла «Русские сказки» (XI) и рассказа Платонова «Ерик».
Сопоставление текстов Горького и Платонова выявляет жанровое сходство оба произведения сказки. По определению А. И. Никифорова, «сказки это устные рассказы, бытующие в народе с целью развлечения, имеющие содержанием необычные в бытовом смысле события (фантастические, чудесные или житейские) и отличающиеся специальным композиционно-стилистическим построением» . В.Я Пропп, приводя это определение, дополняет его еще одним признаком: «в действительность рассказанного не верят» . Установку на вымысел исследователь фольклора считает «существенным признаком сказки».
Анализируемые тексты Горького и Платонова относятся к повествовательному жанру и являются рассказами о необычном. И тот, и другой текст построен на авторском вымысле, и имеет своей целью - развлечь читателя. В.Я Пропп подчеркивал, что «развлекательный характер нисколько не противоречит глубокой идейности сказки», но это выявляет преимущество эстетической функции сказочного текста . Для обоих текстов характерно переосмысление мифа в пародийном плане. Это во многом определяет и жанровую специфику и горьковского и платоновского рассказов, так как «миф, потерявший социальную значимость, становится сказкой» .
Однако жанровое сходство двух сопоставляемых произведений ограничено названными принципиальными для жанра признаками. Горьковская сказка социальная сатира, а платоновский текст тяготеет к социально-философскому осмыслению действительности. Это различие объясняется во многом временем написания произведений: первый написан в начале 1910-х гг., второй же - десятилетием позднее. Это произведения разных эпох.
Горьковский текст из цикла «Русские сказки» (XI) содержит в себе немало аллюзий на современную писателю общественно-политическую ситуацию. В первую очередь, в нем есть скрытая полемика с авторами «Вех». В самом начале сказки автором воссоздана ситуация дискуссии: с одной стороны «мудрейшие из жителей», в этом образе явно прочитывается намек на интеллигенцию, близкую позиции авторов «Вех», с другой «некто», собирательный образ социалистов - радикально настроенной интеллигенции, -к которой был близок и сам Горький.
Мудрость «мудрейших» не обосновывается, а дается автором как факт. Однако сюжет сказки подчеркивает практическую несостоятельность их мудрости. Над стремлением оппонентов к свободно мыслящей и независимой личности Горький иронизирует - «вот как, например, козел - в стаде баранов» . Этим сравнением дезавуируется ценность того, к чему стремятся «мудрейшие». При этом доводы мудрейших безапелляционны, критических возражений «некто» они не принимают в расчет.
Вопросы, по которым также принципиально расходятся оппоненты («мудрейшие» и «некто»): политика, гражданская скорбь, идеология. Для первых - это то, что «пора бросить», так как «необходим же новый человек и более ничего», для второго это несомненные ценности, условия для появления «нового человека».
«Мудрейшие» у Горького создают человека согласно «святоотеческим преданиям»: «плюют на землю и размешивают». Однако «судорожное усердие» не приносит желаемого результата и приводит к взаимным обвинениям «в неспособности к творчеству». Горький иронически описывает процесс творения: для «мудрейших» «грязища», которую они развели, - это «подобие хаоса довременного», для мальчика же Мити, гимназиста второго класса, а также и для автора «лужа». Автор подчеркивает практическую несостоятельность своих героев: «сидят, размышляют», «пререкаются», притом что вокруг «скучища всеобщая, взаимоозлобление и грязь».
Результат творения оказывается неожиданным для "творцов": на мужицкой земле новая личность становится купцом, который стремится распродать все, что может; на купеческой - дегенератом, или бюрократом; на дворянской расточителем; на мещанской «растут буйным чертополохом разных форм провокаторы, нигилисты, пассивисты и тому подобное». «Мудрым жителям» пришлось признать, что «все это мы уже имеем в количестве весьма достаточном» и то, что «допущена нами какая-то ошибка в технике творчества».
Образ Мити в сказке Горького выполняет двойную функцию: фантазия ребенка оказывается более творческой, чем у «мудрых жителей», а также Митя подтверждает правоту изречения - «устами младенца глаголет истина». Каково подобие нового человека? на этот вопрос у «мудрейших» один ответ: «бесподобный». Однако «бесподобность» для них - отсутствие каких бы то ни было признаков, того, что они хотят сотворить. Мальчик же предлагает сделать нового человека «о трех ногах» или «с крыльями». Для ребенка мотивированы оба варианта: первый тем, что человек «смешно бегать будет», а второй -«пусть бы он учителей похищал». Таким образом, подход ребенка к решению такого сложного вопроса оказывается как более творческим, так и более практическим. Митя же открывает истину «мудрейшим», объясняет причину их неудачного творчества, говоря, что «земля - не та», «не годится»: «Ведь когда бог сотворил Адама по образу и подобию своему, - земля-то ничья была, а теперь вся - чья-нибудь, вот отчего и человек всегда чей-нибудь...»
Политика, гражданская скорбь и идеология оказывались значимыми факторами создания нового человека. Мальчик озвучивает ту истину, которую пытался донести до «мудрейших» «некто» социалист. То есть даже для ребенка, по мнению Горького, очевидна истинность социализма, которую не хотят принять «мудрейшие». Митя, ребенок, воспринимается ими как «переодетый социалист», что нелепо по существу и окончательно убеждает читателя горьковской сказки в глупости «мудрейших» и полной несостоятельности их притязаний на сотворение нового человека.
Горьковский текст передает антропогонический миф в пародийном плане, что объясняется общей авторской задачей: сатира на современную общественно-политическую ситуацию, подтверждение собственных идейных установок, выражение своей точки зрения в разгоревшейся полемике. Очевидно, что сама идея антропогонии Горькому не чужда, но пути осуществления своего идеала писатель видит в реализации социальных идей.
Небольшой платоновский текст требует очень внимательного прочтения, так как он чрезвычайно концентрирован по своему содержанию. Многозначно название рассказа «Ерик» . Во-первых, как указывает В. И. Даль, «ерик, еричек, - ... старица, речище, узек, глушица, часть покинутого русла реки, куда по весне заливается вода и остается в долгих яминах; глухой, непроточный рукав реки, образовавшийся из старицы; узкий, глубокий пролив из реки в озеро, между озерами и ильменями» . Во-вторых, ерик - одно из названий буквы старого алфавита: «Ь, буква ерь, ерик, паерок, паерчик; мягкая полугласная ...; она противоположна букве Ъ; эта придает согласной самое грубое, твердое, тупое произношенье, а ь - самое тонкое, мягкое; ни того, ни другого нет в западных языках, а есть среднее, свойственное нам только при некоторых буквах. Ставится и в средине и в конце слова; без нее обойтись нельзя, или нужен иной знак, что выйдет на то же» .
Думается, что первый смысл для Платонова-мелиоратора был, несомненно, важен, так как имя главного героя символично. Ерик - мужик, живущий с другими «по-братски». Платонов пишет: «<...>Они чуяли друг в друге человеков и не смущались, что жили как брошенные, одни в своей деревне без всего света» . Таким образом, смысл имени главного героя - «часть покинутого русла реки», «глухой, непроточный рукав реки» - переносится на всю деревню, живущую «без всего света». Действие в сказке Платонова происходит в Ендовищах, по Далю, ендовище - «впалая поляна или луговина, обширная плоская впадина» . Думается, оправданным будет предположение, что деревня, где живет главный герой, собирательный образ России. Тем более что местоположение Ендовищ — «на этом свете».
Однако у жителей Ендовищ есть своеобразная связь со всем миром: «Из каждой хаты видно небо, а с неба виден весь свет. И в тихую ночь можно слышать все голоса, как перекликаются люди друг с другом по земле». И здесь, несомненно, реализуется значение слова ерик как «глубокий пролив из реки в озеро, между озерами и ильменями».
Второе толкование слова как названия буквы тоже немаловажно. В толковании Даля ключевыми для понимания платоновского рассказа будут два аспекта. Во-первых, такой буквы «нет в западных языках», это специфически русское явление, во-вторых, «без нее обойтись нельзя», как нельзя в России -стране аграрной - обойтись без мужика. Автор начинает перечисление занятий своего главного героя со слова «пахал», а потом уж «думал, ходил по полю и считал облака».
Ерик у Платонова «молодой, ... сильный и большой»: «по этому миру ... как раз впору». Очевидно, что эпитеты, характеризующие героя, относятся и к миру. Мир и Ерик - два равновеликих явления. Поэтому-то герой Платонова не верит «ни в Бога, ни во врага», а только в собственные силы: «Что захочу, беспременно сделаю». Веселость, радость, любовь, отзывчивость таково душевное состояние главного героя. Его необычность «чудотворность» в том, что Ерик постоянно чихал, и делал он это, по авторскому замечанию, «для потехи», потому что «любил дышать, любил всякий дух». Думается, в этой авторской характеристике максимально раскрывается жизнелюбие главного героя. Жить-дышать и есть творить чудо.
В.И. Даль объясняет, что чихать «с невольным усилием, напряжением внезапно извергать воздух ртом и носом» . «Чихание» Ерика делает явным процесс дыхания - а следовательно, процесс жизни - платоновского героя. Оно выражает радость и полноту бытия. Слово «дух» у Даля имеет множество толкований, на которых мы не будем здесь останавливаться, только подчеркнем, что «всякий дух» это, на наш взгляд, метафора полноты и насыщенности жизни. При этом заметим, что «чох» в народном сознании был как доказательством истинности произносимого, так и выражением безразличия к чему-либо .
Творцом новых людей у Платонова становится Ерик - русский мужик. Это еще один аспект, в котором реализуется «чудотворность» героя. Автор пародирует традиционный для фольклора и литературы сюжет - продажа души дьяволу. «Враг рода человеческого» предлагает Ерику знание (фаустовский мотив здесь несомнен), однако в обмен на сакральное знание платоновский герой предлагает лапоть, корчажку, чуни, юбку... Мелочи крестьянского обихода обретают неожиданную ценность в глазах «врага рода человеческого».
Получив сакральное знание, «наделал Ерик людей целый полк...». Если согласно библейскому мифу Бог сотворил лишь Адама и Еву, то Ерик «наделал» сотни людей. Творческий размах Ерика оказывается масштабнее. Неслучайно, распустив своих детей «по всему пузу земли», Ерик забывает о них и задумывает новое дело: «небо проломить и голову в дырку наверх просунуть и поглядеть - есть там Бог иль спрятался».
Ериковы дети «на врага не похожи не то хуже, не то лучше», они другие. Если Ерик не верил ни в Бога, ни во врага, то и его дети отрекаются от них. Их желание - «самим сделать другую землю сначала». Однако для этого нужно было понять, «что такое был белый свет». Когда стараниями ериковых детей «обломилось небо и выворотилась земля», то «полилась отовсюду пакость и нечистота». «Белый свет» оказался достоин лишь осмеяния, поэтому «мир кончился потешением и радостью».
После «конца света» люди стали близкими друг другу и «остались навсегда одни»: без неба и земли, которые «никому больше не были надобны», без Бога и без «врага рода человеческого». Однако платоновская эсхатология оптимистична: «Одно дело кончилось, а другое началось».
Думается, что небольшой платоновский рассказ 1921 года, выражает отношение автора к русской революции, которую он принимает с несомненным оптимизмом и масштабы которой в начале 1920-х гг. видятся ему вселенскими. Текст Платонова ближе к мифу, пародируя антропогонический миф, автор создает свой миф, объясняющий события современности в категориях «абсолютного».
Сказка Горького и «Ерик» Платонова - произведения одного жанра, в которых использован один и тот же миф. Принцип творения «нового человека» у писателей архетипичен: «плюют на землю и размешивают» (Горький); «из глины, из земли и всякой пакости, если ее наслюнявить» (Платонов). Для обоих писателей несомненна идея создания «нового человека», оба в поисках условий новой антропогонии.
Однако прослеживаются принципиальные различия в проблематике произведений. Осуществление революционных идей у Горького условие возникновения «нового человека»; у Платонова «новые люди» «задумали переворотить мир» и сотворить новый. Оба текста в основе своей используют антропогонический миф, однако сюжеты своеобразны: текст Горького исчерпывается исключительно антропогоническим аспектом, а у Платонова создание новых людей - эпизод в новой космогонии, которая разворачивается по ходу повествования.
Финал горьковской сказки отрицателен, так как, по мысли Горького, не созданы еще условия, чтобы мог появиться «новый человек». Историческая ситуация начала 1910-х гг. не давала поводов для революционного оптимизма. Платонов же пишет: «Одно дело кончилось, а другое началось». Это осмысление революционного перелома, который воспринимался автором с несомненным оптимизмом.

Семенова А. Антропологический миф в сказках М. Горького и А. Платонова // Бренное и вечное: прошлое в настоящем и будущем философии и культуры. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 10-летию Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. 27-29 октября 2003г. – Великий Новгород, 2003, с. 215- 221