В начало
Лев Гореликов. Основной вопрос русской социально-исторической практики в современном освещении

Осмысленная жизнь человека начинается с вопросов. Главными вопросами российской социальной практики оказались две проблемы – «Кто виноват?» и «Что делать?». Однако второй вопрос явно говорит о безумии вопрошающего, так как смысл дела всегда очевиден для здравого ума, ибо дело есть не что иное, как здоровая, цельная жизнь. Мы же, по признанию Чаадаева, «совсем лишены того, что в других странах составляет необходимые рамки жизни» [3: 25]. В России, оказывается, не сложилась собственная социально-нравственная традиция, определяющая самобытный и размеренный ход общественной практики: мы все время живем чужим умом и потому постоянно задаем себе бессмысленный вопрос: «А что же нам теперь делать?». Ведь только умопомрачением можно как-то объяснить соучастие русского люда в разрушении Советского Союза – великого наследника тысячелетней славы царской России. За какие-то 15 лет мы умудрились пустить по ветру все территориальные приобретения Дома Романовых и «опустили» страну до состояния дел Смутного времени с его бунтами и нищетой, кровью и голодом, предателями и самозванцами. Такая стремительная деградация российского общества может привести нас в скором времени к утрате и наследия Рюриковичей, то есть к полному распаду России. «Хазарская дань», о которой сообщает нам «Повесть временных лет» как начальном рабском состоянии восточных славян, вновь согнула спину их прямых наследников, обрекая русский народ на вымирание.
Так кто же в ответе за это безумие нашей жизни? Первым ответом на главный вопрос русской истории будет предположение «мирового заговора». Здравому рассудку, обращенному к внешним реалиям, такой ответ представляется вполне естественным: мы живем в противоречивом мире, где блага жизни и место под солнцем завоевываются в противоборстве стран и народов, общественных классов и личностей. Поэтому как неудачи личной жизни, так и бедствия целых народов не в последнюю очередь вызваны сознательным противодействием окружающих лиц.
И все же главной причиной российских неудач в борьбе за жизнь является не столько сила наших противников, сколько наша собственная физическая и умственная слабость, нравственная неготовность к напряженной борьбе за свои права: главный наш враг живет в нас самих. Из признания разумом внутренних оснований происходящих событий рождается главное требование культуры – познай самого себя! В русском мире этот категорический императив культуры утвердился в ХIХ в., пробудив в лоне традиционной русской ментальности критический дух философии. В необычном для русской души зеркале философских сомнений, отраженных живой мыслью Чаадаева, обнажилась перед российским обществом крайняя пустота русского исторического существа, оторванного от разумных усилий мирового сообщества. «В крови у нас есть что-то такое, что отвергает всякий настоящий прогресс. Одним словом… мы составляем пробел в порядке разумного существования» [3: 32]. Протестуя против столь уничижительных определений русской натуры, наши лучшие умы того времени обратились в поисках ее идейного корня к живым реалиям российской действительности и признали ее сутью триединый смысл «самодержавия» - «православия» - «народности». Однако этот самобытный уклад русского мира был взорван революционными событиями ХХ столетия.
Кто же виновен в крушении Великой России? Главным внутренним преступником русской истории последних времен традиционно считают большевиков, сокрушивших тысячелетние устои русского общества и расстрелявших семью последнего российского императора. Однако самодержавие рухнуло не в октябре, а в феврале 1917 г., когда о Ленине и его сотоварищах еще мало кто знал, а во главе разбушевавшейся народной стихии стояли думские лидеры буржуазно-демократического толка, представлявшие интересы состоятельных кругов российского общества. Большевистская же революция низвергла эту власть капитала, обрушившего имперские устои России, и утвердила «диктатуру пролетариата», обездоленных народных масс. Да, большевики расстреляли Николая II и его близких, но не как семью «помазанника божьего», а как простых российских граждан, добровольно отказавшихся от «высшего покровительства». Конечно, их убийство было злодейством, но не столь тяжким, как покушение либерал-демократов на «высшее право» императорской власти.
Поэтому не большевики несут главную ответственность за разрушение традиционной, царской России. Их роль в истории современной России была, в свете «божьего промысла», несколько иной: покарать народ, предавший своего вождя в час военных испытаний. Можно ли обвинять тюремного надзирателя за суровость обращения с преступником? Вот таким строгим надзирателем за исправлением падшего народа, преступившего нравственный закон небес, и стала советская власть, сковавшая народную волю суровым распорядком трудовых будней. Однако это наказание ничему не научило русский народ, который в 1991 г. вновь поддался соблазну своеволия, искушению свободой и сокрушил государственную ограду своего интернационального общежития. На этом фоне действительными злодеями «русской истории» оказываются не большевики-коммунисты, а либерал-демократы, направившие силы народных масс на разрушение державных устоев русской жизни как царской, так и советской России. Поэтому нынешние «радикал-демократы» должны покаяться перед русским народом за совершенное ими историческое преступление.
Однако крайне глупо обвинять «злодея» в его злой природе - скорее, это беда преступника, обрекающая его на муки совести и кару справедливого возмездия. Разумнее спросить себя: кто не защитил нас от злого умысла и насилия «злодеев»? Вот он-то и является подлинным виновником всех наших бедствий. А таким «защитником» от насилия выступает «воин», «солдат», «слуга отечества», всегда готовый отдать свою жизнь во благо государства. «Солдат» - это живой символ «служебного долга», то есть действительный потенциал «государственной власти». «Основой же власти во всех государствах, - просвещал правителей своего времени Николо Макиавелли, - как унаследованных, так и смешанных и новых – служат хорошие законы и хорошее войско. Но хороших законов не бывает там, где нет хорошего войска, и наоборот, где есть хорошее войско, там хороши и законы» [1: 80-81]. И когда государство гибнет, то это говорит о слабости «воинского духа» в обществе, о разложении нравственных начал государственной власти и, прежде всего, о бесчестии «высшего состава» правоохранительного корпуса.
Особенно отчетливо ненадежность правоохранительной системы российского общества проявилась в совершенно «беспричинном» развале СССР, рухнувшего, буквально, от крика «толпы», лишенной каких-либо позитивных целей и мыслящих вождей. Вся нравственная нищета служителей правопорядка обнажилась в тот период в судьбе скульптурного символа чести «Защитника Закона», сброшенного глумливой толпой при равнодушном молчании нынешних наследников «железного Феликса». А символ – это наглядное претворение нравственных основ человеческой души. Падение советского символа «служебного долга» знаменует в истории постсоветской России начало эпохи «предательства», «отступничества», «продажности», «коррупции» государственного аппарата. Именно тогда в общественном сознании было узаконено нынешнее дело «оборотней в погонах».
Но государство – это лишь инструмент претворения коренных интересов общества. И если в обществе действительно живет взаимная заинтересованность людей, то они в случае сбоев государственного механизма исправляют его в соответствии с наставлениями разума. А это предполагает, что в самой социальной среде должна быть сила, призванная контролировать и оповещать граждан о состоянии общественного организма. В жизни современного общества такой контролирующей и оповещающей силой стали СМИ. К сожалению, российское общество оказалось в конце ХХ столетия без прочных нравственных идеалов. Поэтому функционирование наших СМИ приобрело ярко выраженный антиобщественный, аморальный характер, направленный не на претворение общественного согласия, а на разжигание антагонизмов, не на достижение общего блага, а на утверждение корпоративных интересов, не на выражение истины как основы человеческой жизни, а на пропаганду лжи и насилия, на защиту беспредела собственного словоблудия. Таким образом, яд безумия поразил сегодня не только государственный разум, но и весь общественный организм страны, дезориентируя и коверкая ее дела лживыми словесами продажных СМИ, утративших живые связи с истинным духом родной земли.
Но почему же неправда жизни пустила такие глубокие корни в российском обществе и заглушила нравственные начала русской земли? Наверное, потому, что бессловесными оказались отцы-основатели русской духовной традиции, ответственные за идейное воспитание народа, то есть, прежде всего, священнослужители РПЦ: они так и не поняли русскую душу и потому не удержали ее от исторических безумств, так и не воспитали в ней за тысячу лет своей наставнической деятельности какого-то нравственного чувства, способного изнутри направлять человека к идеалу совершенной личности. Поэтому не столько чиновники во главе с министерскими «генералами» и даже не журналистская братия несут главную ответственность за бессмысленное завершение русской истории, сколько наше «духовное сословие», ответственное перед Богом за идеальное просвещение русских душ, за спасение их от греховных помыслов. «По воле роковой судьбы, - сетует Чаадаев, - мы обратились за нравственным учением, которое должно было нас воспитать, к растленной Византии» [3: 33]. Византийское православие не только не стало для русского народа вдохновляющим словом на пути к нравственной свободе и претворению божьей правды на земле, но еще более ослабило его волю, узаконив духовной властью превращение русского государства в главного угнетателя русских народных масс. «Почему, наоборот, русский народ подвергся рабству лишь после того, как он стал христианским, а именно в царствование Годунова и Шуйского? - спрашивает Чаадаев. - Пусть православная церковь объяснит это явление» [3: 47]. Отсюда и возник тот коренной идейный и социальный разлом русской жизни, который обрушил в ХХ столетии как царскую, так и советскую Россию.
Ныне мы теряем последние черты самобытности, связанные с нравственным началом русской души в восприятии красоты родной земли. Главным наставником народа в одухотворенном восприятии красоты и совершенства природного мира является интеллигенция. Поэтому именно ей принадлежит последнее слово в нравственном возрождении России. Если русский интеллект справится с тем «художественным» беспределом, который царит сегодня на российских театральных подмостках и утвердит истинную Красоту своей путеводной звездой, то русский мир воспрянет из той грязи, в которую его опустили сегодняшние правители, и восстановит свою нравственную силу, социальную организованность и государственную прочность. «Истина, - определяет Вл. Соловьев духовные перспективы русского мира, - есть добро, мыслимое человеческим умом; красота есть то же добро и та же истина, телесно воплощенная в живой конкретной форме. И полное ее воплощение уже во всем есть конец, и цель, и совершенство, и вот почему Достоевский говорил, что красота спасет мир» [2: 306].
Мир красотой спасется – таково заветное слово русской души в надежде на будущее.

Литература:

1. Макиавелли Н. Государь: Сочинения. – М., 2001.
2. Соловьев В.С. Три речи в память Достоевского // Соловьев В.С. Сочинения в 2-х т. 2-е изд. - Т. 2. - М., 1990. – С. 289-318.
3. Чаадаев П.Я. Философические письма // Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. - М., 1991.

Лев Гореликов. Основной вопрос русской социально-исторической практики в современном освещении Бренное и вечное: политические и социокультурные сценарии
Б87 современного мифа: Материалы Всерос. науч. конф. 11-12 октября 2005 г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2005. 265 с.38-43

Hosted by uCoz