В начало
Константин Завершинский. Концепт гражданского общества как семантический ресурс социального конструирования и мистификации политической власти

Концепт «гражданского общества» выступает одним из значимых смысловых горизонтов современных социологических и идеологических политических дискурсов нацеленных на обоснование «цивилизованных» практик политического влияния, значимости расширения пространства «политической свободы», «демократии» и противостояния «патологии властного авторитаризма». На фоне семантической деконструкции аксиологического содержания термина культура, и политическая культура в частности, символический потенциал понятия гражданская культура как ценностно-нормативного инварианта «зрелого» («демократического») гражданского общества кажется удивительным.
Несмотря на периоды обострения критики традиционных способов интерпретации «гражданского состояния» как некой панацеи от политического своеволия и соответственно «критериев» современного гражданского общества, констатация «исчезновения» гражданских институтов и ценностей гражданской культуры неизбежно завершается восстановлением, «реабилитацией» в «научных правах» дискурса гражданского общества. Показательны в этом отношении теоретические дискуссии о «социальном капитале», «социальном доверии», «социальных сетях», «всемирном гражданском обществе», которые пришли в западной социологии на смену более традиционным теориям гражданского общества, основанных на дихотомии общества и государства, частного и публичного, личной свободы и социального контракта.
Концепт гражданского общества если и не претендует на роль универсального «научного арбитра» в дискуссиях о природе современного общества, то отрицать его значение в конструировании постсоциалистической политической реальности было бы нелепо. Ярким свидетельством можно считать недавние события «цветных революции», где семантика «гражданской ответственности» сыграла не последнюю роль в мобилизации, консолидации и мотивации политической оппозиции.
Вместе с тем, обращаясь к практике семантического использования понятий гражданское общество и гражданская культура, нельзя не заметить их роли в мистифицикации и инфляции политического авторитета. Стремление политических элит обеспечить социальную консолидацию для достижения коллективно значимых целей в горизонте «ценностей гражданского общества» нередко ведет к дегуманизации политических практик и активизации манипулятивных технологий. При сохранении в социуме устойчивых потестарных структур, ориентация элит подобных обществ на ценности политической свободы всегда ведет к тотальной мифологизации социальной реальности, сопровождающейся этнонационализмом и религиозным фундаментализмом.
Подобный символический «витализм» концепта гражданское общество и его способность к постоянной семантической эволюции, при очевидной амбивалентности символического потенциала не может не стимулировать интерес к научным исследованиям когнитивных структур этого социального конструкта. Концепт гражданского общества, оформление которого заняло несколько столетий, а семантические истоки концептуализации уходят в античность и средневековье, представляет собой более чем любопытный полигон для подобного рода изысканий. Весьма важным является и то, что его семантическое содержание стало результатом смыслового «сплавления» и «размежевания» не только многообразных политических, но и моральных, экономических, социентальных дискурсов.
Формат публикации не позволяет обозначить вариативность модификаций подобной когнитивной аксиоматики, допускающей многообразие градаций в степени взаимообусловленности и взаимопроникновения сегментов «гражданского» и политического «тела» общества, гражданской и политической или иных культурных, символических форм группой идентификации. Очевидно одно, что ни одна из подобных когнитивных схем не может претендовать на релевантность в реалиях современного «демократического транзита». Не существует теоретически и методологически обоснованных способов маркирования границ «гражданского сектора» или непротиворечивых ценностно-нормативных моделей гражданской культуры. Попытки операционализации понятий, представляющие научные и идеологические дискурсы гражданского общества также нельзя считать успешными. Количественные показатели становления гражданского общества, не подкрепленные обоснованным качественным анализом, весьма произвольны. Однако при всем этом концепту гражданского общества нельзя отказать в «социальной реальности». В этих обстоятельствах, способность социальных наук к критической рефлексии по отношению к сложившимся десятилетия назад исследовательским программам социокультурных процессов, приобретает не только познавательную значимость, но и политическую.
Представляется, что теоретические и методологические ограничения, стимулирующие мистификацию политических практик, обозначаемых понятиями гражданское общество и гражданская культура, обусловлены доминированием в социальных науках когнитивных схем, отображающих социум в виде групп индивидов способных к согласованным взаимодействиям. Что в свою очередь нацеливает на поиск субстанциональных оснований у подобного рода согласованности, отсылающей к «духовности», «культуре». Применительно к интерпретации «гражданских» феноменов это проявляется в предположении наличия неких специфических «гражданских ассоциаций», состоящих из свободных индивидов, что отличает их от собственно политических образований, основанных на принуждении и отношениях господства (в частности - государственных). Подобные ассоциации «наделяются» особыми формами мировосприятия, которые характеризуются активизмом и тяготением к контрактной аксиоматики «доверия», в отличии от ориентированных на «повиновение» политических. Подобные теоретические построения, как уже отмечалось весьма проблематичны.
В тоже время ситуация с научно-исследовательскими программами концепта гражданского общества представляется не такой уж пессимистичной если попытаться выйти за рамки социологического субстанционализма и культурологического аксиологизма. В частности, уже в работах Т.Парсонса и Ю.Хабермаса феномен власти рассматривается в контексте коммуникативной природы политических структур, а не только с директивной или функциональной стороны. Политическая культура при этом представляется процессом обобщения смысловых ориентаций участников властного взаимодействия (легитимацией), позволяющим оформиться политическим идентичностям и коммуникативным программам публичного целедостижения. В современной зарубежной литературе по проблематике политической науки установка с переориентацию традиционных исследований политической культуры на изучение «культуры политических коммуникаций» постепенно становится доминантной.
Серьезные предпосылки преодоления теоретического и методологического кризиса в исследовании политико-культурных феноменов и в частности гражданской культуры накоплены и области политической семиотики, ориентированной на дискурсивный анализ политической власти посредством выявления когнитивных схем политических дискурсов. Сторонники подобной стратегии изучения политики исходят из посылки, что дискурс является средством упорядочения политической реальности, превращая политику в «универсального посредника», коммуникацию. В этом аспекте их методологические ориентиры комплементарны исследовательским стратегиям сторонников коммуникативной природы политико-культурных явлений.
Вместе с тем, несмотря на предпринимаемые исследователями попытки представить политику как культурный (информационно-семиотический) феномен, структурное ядро которого составляют «символические коды действия», сохраняющееся акцентирование на ценностно-нормативных аспектах подобного семиотического кодирования не позволяет этим теориям выйти за рамки научных интенций, обозначенных еще М.Вебером. Ответ на вопрос - почему семантика «доверия» наиболее «действенна» только тогда когда ей сопутствует семантика принуждения остается за скобками подобных интерпретаций.
Представляется, что более эвристичным потенциалом обладают те исследовательские стратегии политического, которые видят специфику политической коммуникации более динамично - в семантике власти и безвластия, возникающей вследствие нарастания «вольюнтарной ассоциативности» в дифференцирующемся социуме. Коммуникативной «свободе» всегда сопутствует экспликация принуждения, стимулирующая процедуру перевода напряженности действий в решения - осознанный «коллективный выбор», что и трансформирует «воления» в политическую коммуникацию. В связи с этим смысловой схематизм властных влияний, так или иначе, нацеливает на мотивацию выбора и селекцию, которая всегда включает семантику рисков безвластия, в том числе и в их крайних психофизических или организационных формах.
В контексте подобных теоретических и методологических установок понимание политической культуры и в частности гражданской как некого ценностно-нормативного консенсуса свободных акторов в значительной степени можно считать научной и идеологической мистификацией смысла политической коммуникации. В самом широком смысле политическая культура («символы власти») есть результат легитимации властных коммуникаций, то есть процесса порождения и «нормализации» новых форм политической активности на основе бинарных семантических схем (кодов) предпочтений. Подобное символическое кодирование отнюдь не означает безусловность «консенсуса», а является результат кодирования политических коммуникаций во временном горизонте на прогрессивное–консервативное, социальном как формального-неформального, предметном на правовое-неправовое, позволяющем мотивировать, обосновывать властные интеракции с позиций наличия у власти «авторитета», «репутации», «лидерства. Подобная комбинация альтернатив избежания репрезентируемых в словах-символах и дискурсах фиксирует возникающие политические идентичности акторов.
Таким образом, концепт гражданского общества следует рассматривать как некий семантический и качественно вариативный конструкт объяснения и самообоснования политики, возникший в «открыто-закрытых» социумах, где коммуникативные процессы перманентно нуждаются в «оппортунистических» семантических кодах, постоянно умножающих и трансформирующих символы идентификации. Непосредственные же участники политического процесса используют их семантическое содержание для мотивации своих решений. Подобного рода «виртуальность» «гражданского состояния», конечно, не отрицает наличия у него неких организационных и симбиотических инвариантов (ограничений) но отнюдь не они составляют содержание «гражданского общества». Именно поэтому не удается отчетливо зафиксировать и квантифицировать систему гражданских организаций.
В социальной и политической науке посредством обращения к дискурсивному и символическому пространству концепта гражданского общества описывают, фиксируют и обосновывают специфический процесс дифференциации политических коммуникаций на основе легитимации, то есть синхронизации властных влияний преимущественно соотнесением новых форм политической деятельности с «прошлым» или «будущим», обеспечивая Новизне непреходящую значимость. В этом смысле, независимо от мистификаций, которые свойственны как политикам, так и ученым, «укорененность» российского общества в Современности немыслима без накопления семантических ресурсов «гражданской культуры».

Константин Завершинский. Концепт гражданского общества как семантический ресурс социального конструирования и мистификации политической власти // Бренное и вечное: политические и социокультурные сценарии
Б87 современного мифа: Материалы Всерос. науч. конф. 11-12 октября 2005 г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2005. 265 с.78-82

Hosted by uCoz