В начало
Тамара Лисицына, Лев Гореликов. Русская идея как новое слово мировой истории

Возвышение человека над природой предполагает максимальную концентрацию духовной энергии в деятельности народных масс, объединение людей во всемирное сообщество. В условиях глобализации общественной жизни каждый народ должен до конца уяснить свою духовную идентичность, постичь свою национальную идею в контексте общечеловеческих ценностей. Смысл существования России, согласно Вл. Соловьеву, состоит в утверждении нового слова в развитии человечества. Поскольку высшее единство всемирной истории сосредоточено в религиозном опыте, постольку и «национальная идея» религиозна по смыслу. Сопряжение в деятельности людей вселенского и национального претворяется в органическом строе общественной жизни. Тождество народных судеб раскрывается в исторической практике людей как переплетение сил жизни и смерти: потенциал жизни определяется близостью народа к «истоку» бытия, а сила смерти возрастает по мере удаления от него. Национальная идея – это высшая цель в жизни народа, представляющая идеальную полноту его творческих сил и исчезающая вместе с их угасанием.
На этом фоне линия жизни России прорисовывается как замкнутый цикл роста и увядания органической системы, укрепления и ослабления социального единства. Процесс восхождения России к мировому величию разворачивается на трех исторической стадиях – Киевской Руси, Московской и Российской империи − как юности, молодости и зрелости общественного организма. Киевская эпоха оформляет эмоциональный облик древнерусской народности, оттачивает ее темперамент. Московский период истории царской России воспитывает в русском народе терпение и упорство, укрепляет православной верой соборный настрой русской души, закаляет христианской идеей самопожертвования русский характер, возвышает русскую волю к всемирным свершениям. Петербургский этап российской истории совершенствует рациональные, казенно-правовые устои общественной жизни.
Народность, Православие и Самодержавие или, в современной терминологии, «национальность», «соборность», «державность» – таковы идейные основания исторического возвышения России. Переломным событием в ее судьбе стало поражение в Крымской войне от объединенных сил Британской, Французской и Османской империи, после чего Россия входит в эпоху старческого ослабления и духовного разложения, в период телесного и нравственного распада. В своем угасании она вновь проходит те же три этапа возвышения, но в обратном порядке − и с отрицательным результатом подрыва традиционных устоев собственной исторической практики.
Первыми не выдерживают самодержавные устои государственного разума, окончательно поверженные революционным напором февраля-октября 1917 года. Далее на советском этапе российской истории воинствующий атеизм коммунистической власти разрушает сакральные основы православно-соборного, коллективистского духа народной жизни, окончательно порушенные разгулом либерально-демократической революции осенью 1991 года. Ныне на фоне «дикой» капитализации общественного достояния разрастается «великая культурная революция», призванная заглушить эмоциональный пульс русской души, искоренить художественный пафос русского темперамента, подавить «естественный» дух русской народности.
Однако естественный круг жизни России еще не завершился фатальным исходом. Крушение «самодержавия» и «православия» как ориентиров русской общественной практики свидетельствует о локальном их смысле. А вместе с разложением этих символов русской духовности теряют свою первостепенную значимость и публичные центры их общенационального культивирования, то есть Петербург как столица русской «державности» и Москва как столица русской «соборности». Если в начале ХХ в. «северная столица» не смогла отстоять свои ценности, то в конце столетия Москва добровольно слагает с себя бремя «столицы», отказывается от «патернализма», нравственной ответственности за провинции и перестраивает свои отношения с регионами на основе юридической дифференциации прав метрополии и колоний.
Таким образом, единственной духовной опорой современной России остается очень зыбкий психологический склад русской нации, взращенный естественным чувством красоты, некогда ставшей главным мотивом русского выбора своей религиозной веры. Но сегодня и эта духовная склонность русского мира разрушается художественным свистом главных запевал московского шоу-бизнеса, транслируемым по стране электронными СМИ. К тому же и Киев, якобы ответственный (как первая столица русской державы) за русское единение, оказался на деле вдохновителем раздела в «отчем доме», подтвердив твердость своего выбора недавней «оранжевой революцией».
Полнейшее равнодушие Киева к русской судьбе, отторжение им «русской идеи» говорит о том, что «матерью городов русских» он стал не по собственной воле, а скорее по недоразумению. Ведь подлинными зачинщиками объединения восточных славян в единое государство были новгородцы, призвавшие к себе варяжских воителей и поддержавшие их в борьбе за присоединение южных земель. Для укрепления власти новгородских князей на южных окраинах и была перенесена их ставка из Великого Новгорода в Киев. Князь Святослав намеревался передвинуть свою ставку на территорию Болгарии. Христианизация Руси стала идеологическим ответом Византии – с целью нейтрализации русского давления на ее земли. Эта «поспешная» христианизация и обусловила возвышение Киева над Новгородом Великим как новой столицы христианской державы над ее прежним языческим центром.
Сегодня русский народ должен возродить свою веру, но принять христианскую идею уже не по принуждению, а вполне осмысленно. России, говорил Соловьев, предстоит «принять второе крещение духом истины и огнем любви» [1: 236]. За относительными смыслами русской идеи, воплощенными в исторических образах национальности, соборности и державности, надо найти их безусловное основание, определить истинное лицо русского духа. Современная действительность расставляет все по своим местам и указывает на древний Новгород как на истинное начало русского мира, главный корень русской идеи. Великий Новгород – это и есть живое воплощение русской идеи, а вся тысячелетняя история России являет собой лишь реализацию новгородского исторического эксперимента. Поэтому сегодняшние поражения русской идеи в историческом споре с другими национальными программами означают крушение новгородского проекта. Для исправления ситуации Великий Новгород должен вновь осознать свое историческое призвание и уяснить идейную суть своего замысла. Такой сутью была идея свободы, полноты народной воли, взращенная вечевым укладом древнего города. Высшим претворением этой свободы стало самоотречение жителей древнего Новгорода от собственной воли во имя гражданского мира, «когда наши предки, видя недостаточность туземных элементов для организации общественного порядка, по своей доброй воле и по зрелом размышлении призвали к власти скандинавских князей, сказав им достопамятные слова: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, приходите княжить и владеть нами»» [1: 224-225].
Сегодня свободный потенциал новгородской воли должен вновь возродить духовное единство «русского мира». Полнота свободы, реализованная новгородцами в самоотрицании стихийной вольности, означает антиномичность, максимальную поляризованность ее содержательных возможностей. Пределом этих возможностей является противоположность духа и тела: в душах вольных новгородцев постоянно борются влечения к полноте как телесной, так и духовной жизни. На этом основании и выстраивается вся история России – ее телесное настоящее и возможное одухотворенное будущее.
Для настоящего момента исторической жизни России характерно наиболее полное развитие телесных потенциалов общественной деятельности − духовная сторона служит лишь вспомогательным средством существования. Этот натуральный уклад жизни проявился в традиционном характере всей тысячелетней истории России и, прежде всего, как отметил Чаадаев, в отсутствии у общества вкуса к духовному творчеству. «Мы так удивительно шествуем во времени, что по мере движения вперед пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной» [2: 28]. Культивирование телесных потенциалов жизни проявилось также в особом почитании воинского сословия, ратного дела, в воспевании воинского долга и солдатской доблести как наиболее заметных проявлений духовной стойкости и телесной силы. Но главным и наиболее полновесным свидетельством этого материального настроя традиционного склада русской души стал культ «земли». Помимо художественных образов, связанных с поклонением Земле как матери-кормилице русского народа, ради которой всякий русский без остатка должен отдать все силы и жизнь, сама действительность преподносит пространство «русской земли» как главную ценность русского мира. «Чтобы заставить себя заметить, нам пришлось растянуться от Берингова пролива до Одера» [2: 32]. В русском мировосприятии не русский народ пользуется землей ради собственного блага, но русская земля владеет русской душой во имя претворения божьей правды, ради Святой Руси. Поэтому Землю нельзя продавать, ибо она полита потом и кровью своих сынов и защитников. Религиозный культ Земли стал важнейшей чертой народного православия, получив олицетворение в образе Богородицы: Земля – это сокровенная правда русской религиозности, истинная церковь русского духа.
Однако приземленная стратегия русской исторической деятельности оказалась бессильной перед интеллектуальной мощью современной техногенной цивилизации. «Система правительственного материализма, - напоминает Вл. Соловьев, - опиравшаяся исключительно на грубую силу оружия и не ставившая ни во что моральное могущество мысли, …привела уже нас однажды к севастопольскому разгрому» [1: 235]. Осознание этой внутренней слабости русской идеи заставляет русских людей направить усилия на развитие духовного потенциала общества, то есть посвятить свою жизнь творчеству. «Вся история нового общества происходит на почве убеждений. Значит, это настоящее воспитание. Утвержденное с самого начала на этой основе, новое общество двигалось вперед лишь под влиянием мысли» [2: 36]. Первородная свобода новгородского духа позволяет в полной мере реализовать и эту одухотворенную стратегию русской жизни. Символическим орудием саморазвития духа выступает Язык. Поэтому культура Слова становится ведущей идеей духовного возрождения России, освещая русскому народу путь в достойное будущее. На смену культу военной силы должна прийти культура разума, умножаемая гибкостью символических структур языка. Русское Слово – это и есть сокровенная истина того русского разума, который определил державное величие прежней Российской империи.
Вновь возрождается трехликий образ русской идеи, углубляющей свой смысл в скрещениях относительных и абсолютных потенциалов жизни, в сочетании национальности и Свободы, соборности и Земли, державности и Слова. Единство их питается христианским духом Любви. «Русская идея, исторический долг России, - убеждает Вл. Соловьев, - требует от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращения всех наших национальных дарований на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, церковь, государство и общество, безусловно свободно и державно… Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы – вот в чем русская идея» [1: 245-246]. Ведущая роль в этом восстановлении принадлежит Слову как символу одухотворенного будущего человечества, как творческому началу совместной деятельности людей, определяющему их духовное преображение.

Литература:

1. Соловьев В.С. Русская идея // Соловьев В.С. Сочинения в двух томах. - Т.2. - М., 1989. – С. 219-246.
2. Чаадаев П.Я. Философические письма // Чаадаев П.Я. Избранные сочинения и письма. М., 1991. – С. 22-140.

Тамара Лисицына, Лев Гореликов. Русская идея как новое слово мировой истории // Бренное и вечное: политические и социокультурные сценарии
Б87 современного мифа: Материалы Всерос. науч. конф. 11-12 октября 2005 г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2005. 265 с.131-136

Hosted by uCoz