| В начало |
|
Алексей Марчук. Демифологизация структур власти социокультурного пространства в русской философской герменевтике XX века
Во введении к своей монографии «Социология культуры: путь в новое тысячелетие» Л.Г.Ионин выделяет три культуры и соответствующие им три подхода к социальной реальности. Первые две группы сформировались в конце XIX – начале XX веков и связаны с существенно разным культурным сознанием. Одну из них представляла литературно образованная гуманитарная интеллигенция, ее сторонники стремились держаться традиционных ценностей, которые постепенно утрачивались под натиском научно-технического прогресса. Другая группа, в которую входили представители естественнонаучной и технической интеллигенции, была полна надежд создания процветающего общества на основе научного познания и научной организации общественной жизни. Третьей культурой, играющей важную роль в мировоззренческой сфере общества, Ионин считает культуру социальных наук. Если раньше за право формирования мировоззренческих ориентиров боролись гуманитарная и естественнонаучная, технократическая фракции, то теперь борьба разворачивается в рамках социальных наук, колеблющихся между сциентистской позицией, отстаивающей веру в научно-технический прогресс, и герменевтической установкой, которая близка традиционному литературно-гуманитарному подходу. Социальные науки, представляющие третью культуру, объединяют в себе черты сциентистского и гуманитарного, герменевтического подходов. Усиление герменевтической и гуманитарной компоненты всегда происходило в кризисные моменты общественного развития, когда открывается необходимость выработки новых жизненных стратегий, как для общества, так и для конкретного человека. Такое состояние наблюдается в современной России, занятой мучительным поиском смысла своего собственного исторического существования. Не только социальное познание, но и само общественное развитие обретает черты герменевтического процесса, а в рамках культуры социальных наук возрастает роль герменевтической компоненты. Экспликация социально значимых идей русской герменевтики дополнит рецептуру методов социально-герменевтического познания и поможет лучше понять и определить варианты дальнейшего развития современной действительности. Центральный вопрос философской герменевтики в России первой половины XX века – вопрос о понимании и интерпретации личности и внешнего ей социального окружения. Поскольку герменевтика как философское направление не получила в России начала XX века широкого распространения, а сами представители русской герменевтической мысли не идентифицировали себя с этим направлением, то приходится искать герменевтическую проблематику в языковых концепциях русских философов. Язык есть предмет герменевтики, в русской философии он берется с позиций общения, сообщения и рассматривается как феномен социальной жизни. Язык эксплицирует социальные связи, демонстрируя характер их существования. Языковая реальность не только отражает социальные процессы, но и формирует их. Общение в слове в русской герменевтике характеризуется осмысленностью, принципиальной открытостью и незавершенностью, «многоголосием» и контекстуальностью. Здесь хотелось бы заострить внимание на рефлексии социокультурного пространства в языковых практиках А.Ф. Лосева, Г.Г. Шпета и М.М. Бахтина. Рассматривая лосевскую рецепцию герменевтики, в первую очередь необходимо акцентироваться на статусе диалектики у Лосева. Ее целью становится не столько конструирование мира, сколько выявление антиномий в действительности и сознании человека. Диалектическое мышление имеет подрывной характер и играет роль критики в современном обществе. Его понятия трансцендентны, а значения, образующиеся в его дискурсе транзитивны. Пиетет Лосева к диалектике вызван в первую очередь с целью критики и ниспровержения существующего порядка вещей. Это не просто полемика с позитивизмом, а его принципиальное отрицание и неприятие того общественного устройства, которое формирует позитивное мышление. Особенно ясно подрывной, нонконформистский характер лосевской диалектики заметен в «Диалектике мифа» и в дневниковых записях мыслителя, недавно опубликованных и подвергнувшихся резкой критике за антисемитизм, национализм, сексизм и даже богохульство. Скорее всего «диалектика мифа» в данном контексте означает деконструкцию мифов, существующих в современном сознании. Относительно теории понимания необходимо отметить, что и здесь диалектический способ мышления вскрывает противоречия в самом процессе понимания. Антиномичность понимания, его открытость и незавершенность составляют альтернативу попыткам редуцирования понимания к анализу атомарных суждений. В диалектическом варианте всякое понимание содержит в себе непонимание, так становится возможной герменевтика иного. Довольно искусную критику механизмов власти, действующих в обществе, представил Г.Г. Шпет. Свою работу, посвященную исследованию герменевтики, Шпет заканчивает размышлениями о творчестве, о месте и роли человека в преобразовании исторической реальности. Согласно Шпету, история есть непрерывное осуществление, воплощение и реализация идей, то есть движение разумного духа. Здесь ярко выражено влияние философии Гегеля. Из признания разумности исторической реальности вовсе не следует, что человек совершит доброе дело, если будет преобразовывать историю на основе разумного знания. Скорее наоборот, предоставляя истории возможность осуществляться самостоятельно, человек только в этом случае сохраняет за собой свободное и непосредственное творчество. Эта мысль, пожалуй, остается центральной на протяжении всей работы Шпета. Она во многом объясняет, почему Шпет отстаивает тезис о сохранении чистоты смысла и однообразно критикует различные герменевтические направления, обвиняя их в психологизме. Мнение, как правило, стремится к прагматизированию своих заверений, тем самым оно стесняет свободу других мнений. Поэтому сохранение чистоты и свободы самого мнения является задачей философии. Отсюда становится понятным уникальность и неповторимость шпетовского взгляда на человеческое творчество и свободу. Сравнивая философствование и творчество, Шпет выделяет проблему творческого субъекта. Субъект творчества и философствования, по Шпету, один – это автор-творец, реализующий, присущие слову потенциальные возможности. Проблема субъекта является основной для герменевтики, так как интерпретация субъектом объекта есть единственная структура, в рамках которой проявляется действительность. Интерпретация представляет собой выражение свободы субъекта, который, встречаясь с действительностью, вновь создает и оживляет ее. Сохранение чистоты смысла, разумения, мнения означает запрет не только на призыв к действию, но и на простое побуждение. Не сам разум плох, а его использование. Апелляция к рациональности уже включает механизмы насилия и подавления. В этом смысле точка зрения Шпета сближается с концепцией Юргена Хабермаса, в особенности с его определением статуса философии не как судьи и арбитра, а в качестве местоблюстителя и интерпретатора. Однако, вера Хабермаса, что в результате свободного дискурса можно прийти к общему согласию как основанию и руководству к последующему действию оставляет место для насилия, хотя бы в отношении скептика или радикального нигилиста, присутствие которых в коммуникации просто нейтрализуется. Поэтому Шпет принципиально не дает никакой своей рецепции герменевтики, ограничиваясь критическим анализом герменевтических идей, возникавших в процессе истории. Одна из центральных проблем, возникшая, но нерешенная в новоевропейской теории познания – проблема постижения тотальных по отношению к познающему субъекту сущностей. Решение этой проблемы предлагает М.М. Бахтин через «избыток видения» автора по отношению к «Другому», за которым предполагается равномощность, своя самостоятельная сущность. Авторство, по Бахтину, принимающее эстетическую форму, заключает презумпцию абсолютной инстанции автора, которая определяет тотальный смысл реакции автора на героя. В трактате «Автор и герой в эстетической деятельности» Бахтин сравнивает автора с Богом. Отмеченная Бахтиным трансгредиентность сознания героев к сознанию автора, выступает как свобода или «избыток спонтанности» человека. У исторической реальности должен полагаться внутренний смысл, самоистолкование, которое ведет к появлению герменевтики как «пониманию понятого». «Избыток видения» необходим как условие эстетического отношения к Другому, который вступает в диалог. Необходимость вменения свободы своему герою диктуется предположением трансгредиентных сознанию Автора моментов, которые за счет избытка видения должны быть сняты в произведении как целом. С этим связана неизбежная телеология законченного произведения и нерефлектируемость самого творческого акта, который является основанием «избытка видения». Отсюда можно заключить, что предметом герменевтики Бахтина является, как и у Шпета, понимание и интерпретация объектов социального мира, в сферу которого входит и чужое «Я». Определение статуса личности в русской философской герменевтике позволяет подойти к решению проблемы взаимодействия личности и социальных институтов, к которым относится общество, церковь, коллектив, правовые нормы, «другой». Герменевтика Лосева имеет отношение не столько к теории познания, сколько является побуждением к действию и относится к этической сфере. Понимание, рассмотренное с позиций диалектики, означает не просто оценивание действительности, а ее творческая и активная переработка или же неприятие такой действительности. Для Шпета, признающего личность вещью среди вещей, проблема подавления личности отсутствует, потому что равнозначные предметы не могут оказывать никакого насилия друг на друга. По Бахтину, признание собственной личности идет от «Другого», который оценивает меня и представляет собой такой же целостный и загадочный мир, что и я сам. Работая над проблемами понимания и интерпретации, русские мыслители предложили целую совокупность идей, значимых для развития, как герменевтической традиции, так и всей мировой философии. Алексей Марчук. Демифологизация структур власти социокультурного пространства в русской философской герменевтике XX века // Бренное и вечное: политические и социокультурные сценарии Б87 современного мифа: Материалы Всерос. науч. конф. 11-12 октября 2005 г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2005. 265 с.155-159 |
