Главная страница.

Татьяна Скопинцева. Бренное как возвращающее в вечность

Человек проживает жизнь. Её содержание преходяще, бренно в отличие от чего? От непреходящего, того, что за пределом живой человеческой природы и остается неизменным во многих поколениях, вечно.
Бренность поглощает человека. Высокая идея не отменяет ее предикаты, среди которых еда, вещи, эмоции. Бренность - в утреннем чаепитье, вечернем костюме, улыбке или раздражении, смехе, а также, в скорби, или в слезах…
Сложно найти того, кто смог бы отказаться полностью от бренного содержания жизни. Более того, на не-бренное, иное, запредельное, выходящее за рамки бренного, у большинства людей сил и возможностей не остается. Архаическое, погруженное в природность, исходное существование человека обладает органикой слитного, синкретного, бренно – вечного начала. Оно соединяет смыслы бренного с иными, прежде всего, вечными. Архаический синкретизм не предполагает обособленности бренностных или вечностных смыслов. С вводом в жизнь многочисленных новаций, с развитием культуры и уходом от живой природы, это произошло. В средневековье исходная ценность и форма бренности сохранилась в традиционном мировидении. В Новое Время погружение в бренность в культуре европейского типа, стало считаться несовременным, а термин обыватель – почти оскорбительным. Сегодня бренность уже лишенная архаической, вечностной оппозиции, вновь вышла на первые планы бытия и заняла почетное место в жизни.
Знакомая нам по обыденности бренность наполнена знаками, формами, смыслами, своей культуры. Для Нового и Новейшего времени её ключевое понятие - своё, мое, собственное, собственность. Утрата исходно вписанного в космогонию традиционного мира обернулось для человечества бесконечной наработкой («в поте лица своего»1) собственного (своего) жизненного пространства. Оно отмечается знаками отдельного человека, индивидуализируется, вписывается в более широкую культурную среду, открытую для иных (внешних) контактов. Культурная форма (которую можно определить как гармонию бренности), превалирует над прочими выражениями человеческой сущности. Культурные различия проявляются, разрастаются, множатся в бренности, наполняет её. Бренность порождает избыточное, (культурное) выходящее за её рамки разнообразие. Такая избыточность (культурность) подобно миражу обрамляет и окружает жизнь человека. В ней складываются механизмы, формы, способы устойчивости, помогающие сохранению во времени. Они обретают вариативность, окрашиваются красками мифов и рациональных образов. Их постижение и сохранение уводит далеко за рамками природности.
Выход за пределы живого человеческого основания (человека живого) есть обязательная составляющая культурного бытия и ритуализированного (окультуренного, овеществленного) быта. Иные планы меняют внешнее выражение бренности. Так в мире бренности, или её контексте рождаются все проблемы (понятия, определения, изменения, понимание) и их решения.
Особенность человеческой жизни и её парадоксальность, отличие от жизни живой планеты в том, что человек, может быть и бывать за пределами собственной биологии. Кроме того, он может жить своей и не своей жизнями - об этом размышлял о. П. Флоренский. Человек способен не только жить многими жизнями, но и многократно переживать смерть, например, при разрушении высокой идеи, или потерянной гармонии (баланс формы и смысла «на стыке» биологии и метафизики). В мир культуры человек собирается уходить после смерти. Без этого запредельного пребывания человеческое начало неполно. Этой запредельностью насыщены высокие этические (читай, культурные) нормы, вершина которых часто парадоксально противоречит жизни и отрицает её. Таково жертвование собой, формы которого в той или иной форме, составляют ключевое звено любой культуры. (Например, высокая этическая идея, в христианской этике реализованная в подвиге мученика).
Надбиологический (культурный) смысл закрепляется в бренности и присоединяется к исходным, традиционным способам жизни человека и человеческого сообщества. Формы, способы и смыслы не существуют вне бренности, они реализуются в повседневной практике. Эту практику надо поддерживать и сохранять. Самые жизнеобеспеченные её образцы оформляются в традиции. Они отличаются минимальной изменчивостью и требуют активной, сохраняющей феномен, мыслительной деятельности. В традиции вырабатывается, воспитывается способность противостоять любой (или практически любой) новации. Традиционная культура (как баланс или относительная гармония жизнеобеспеченных и иных смыслов) сохраняет формы такого воспитания. Сфера контроля - традиционно организованная бренность.
Наиболее яркое выражение бренности - область человеческого чувства, изменчивого и неустойчивого. Поэтому ключевое звено любой культуры – этика. Для иных (нетрадиционных) форм в традиционной культуре предполагается особое, иное пространство. Иное - это важнейшая категория традиционной культуры, логическая оппозиция, помогающая выстраивать свой мир и соответствующее данной культуре самоопределение человека.
Мы выше подчеркнули, что бренность в традиционном мире соотносится со смыслами и знаками вечности. Её выражение постоянно корректируется относительно вечности, её изменчивость варьируется в рамках данной культурной формы. Бесконечность вариаций поддерживается системой образования и постоянным социальным и культурным контролем. Непререкаемый авторитет в традиционном мире имеет хранитель традиции, знаток иных смыслов - жрец, учитель, проповедник. Традиционная бренность в её социальных и культурных формах контролируется и координируется во всех традиционных формах лидером, жрецом, вождём. Но архаическая традиционность еще не ввела во внутренний механизм культуры парадоксальную, а значит, отражающую сущность человеческой природы, систему постоянного самостоятельно организованного социального контроля. Он отличает христианскую традицию и сопровождается непрерывной чредой сомнений, бесконечностью игры в «бренность – вечность».
В архаическом мировидении человек соотносит себя, (тождественного всем другим людям сообщества) с исходной космогонией. Он, как все другие, свои, «слит» с ней. Архаическое я равное мы предполагает постоянное соответствие вечному космосу. Разделённые я и мы кроме исходной космогонии предполагает обязательный учет партнера, соседа, а в дальнейшем развитии культуры – врага, или (даже!) относительность собственной культуры. Вместе с этими новациями изменяется культура и модель её хранителя. Непреходящая важность традиционных вечностных смыслов подвергается ревизии, а вещное выражение бренности обретает ценность. Роль хранителя смыслов минимизируется, она трансформируется в облик координатора бренности. Хранитель культуры, учитель, жрец, идеолог меняет облик. Важная координата таких изменений, устойчивость культуры.
Стабильность обеспечивается однородностью культуры и одинаковыми представлениями о главных культурных смыслах и о хранителе этих смыслов. Но, каждая сложившаяся культура, как гармония, обладает определенной (необходимой) базой исходного, жизнеутверждающего начала. В условиях её кризиса баланс необходимого жизнеутверждающего начала и иных смыслов разрушается. В силовом изменении, когда идеолог - диктатор способен формировать новации, жизнеобеспечение, может отойти на скрытый план. В этом случае может сложиться новый культурный фонд, менее жизнеобеспеченный, или, даже, отрицающий живое жизненное начало. В такой культуре возможны специфические, не свойственные исходной культуре формы, которые меняют традиционные образы и смыслы местами, создают парадоксы. Так сложилось угнетенное положение женской культуры (униженное рождающее начало) , в таких модификациях непрестижной формой жизни стало детство. В подобных трансформациях рождается «сниженный» образ хранителя культурной формы (жреца, проповедника современной культуры). Присутствие этого «сниженного» образа заставляет задуматься о содержании хранения или тиражирования - об облике самой культуры.
Изменяющийся мир вокруг нас показывает как традиционные смыслы все же, наполняются новациями. Все получившее низкую оценку уходит на периферию. Там сегодня заявляет о себе мир детства, тюрьмы, семьи. Бренность становится медиатором порожденных переменами проблем. В ней они гармонизируются, примиряются, обретают культурный облик. В бренности, (переменчивости повседневности) создаются и отрабатываются различные «пилотные», пробные варианты. Эти варианты примеривают способы разрешения проблемы до соответствующего их культурного (гармоничного с традицией) оформления, при этом нельзя забывать, (и здесь возрастает роль хранителя), что ключевым звеном в устойчивой форме культуры остается нравственность.
В своем исследовании бренности мы постоянно возвращаемся к архаической, исходной и культурной традициям. Архаическая традиция в своем истоке максимально жизнеобеспечена. Она базируется на культах материнства и детства, (тогда как культурность может воспеть способ убийства). Традиция сохраняет живого человека и без этого основания современность чревата серьезными проблемами. Так, современный человек чувствует себя ущербным без возможности самовыражения, которую, как необходимость предполагает традиционность. Традиция характеризуется погружением в естество человека – привлечением всех его сил для собственного самовыражения - вспомним, что экзаменом на социализованность и культурность в период архаики была инициация. Эмоциональное, аффектное начало: страсти – важный план традиционности. Высокий духовный подъем (вечность) соотносился с погружением в человеческое, бренное, аффектное самовыражение. Восторг и хохот, пляска и рыдание – все это атрибуты традиционности, без которых может обойтись цивилизационный и культурный планы бытия. Традиционно выраженный и культурно оформленный аффект гармонизировался соотнесением его с высокими космогоническими смыслами, которые, как бы, снимали его опасное для социальности начало. Нарабатывалась сущностная традиционная технология жизни – технология владения собой, исходная этика, первая культура.
Однако, современное российское общество это общество, торпедирующее и ломающее традиционные основы и традиционно организованную бренность. За основу российских модернизаций берется европейская культура, но без её исторических уроков. А они говорят, что складывающаяся культурная форма и её цивилизационные планы должны обращаться к традиционности – жизнеобеспеченности человека. Бренность и её организация – важный план традиционности. В европейской культуре, и особенно в американском варианте западной культурной формы, жизнеобеспеченность сохраняется за счет возрождения ценностного (традиционного) отношения к человеческой жизни. Россия игнорирует эти планы бытия.
Размышление о вечном и бренном в современной культуре может показаться чрезмерно пессимистичным. Обнадеживает лишь расчет на внутренний механизм культуры и традиции, на ту органику, которая вопреки силовой практике способна вывести культуру из разрушения. При официальном отрицании ценности человеческой жизни, традиционность может длительное время сохранять эти смыслы в рамках женской или семейной культуры, скрытой от официального, парадного плана бытия.
Цивилизационный путь – это путь технологизации культуры и минимизации культурных различий. Различия снимаются, но культурное и традиционное начало сохраняется на периферии – в результате чего поле культуры для каждого, его бренность усложняется, а не упрощается. Эта сложность отражается не только на положении каждого человека, когда отсутствие традиционных «опор» порождает проблемы индивидуальности и личности, но и на устойчивости государства. По этим причинам возрастает роль новационных, массовых моделей и современных коммуникаций.
В культуре складывается новый мир бренности, уже не противостоящий высокому космосу, вечности. Эта бренность не имеет логического антипода – эта бренность ценна сама по себе, самоценная бренность. Она формирует собственное культурное поле, претендует на полное поглощение человека и мира людей. Но традиционная её форма. Обращенная к вечности функционирует и сегодня, поднимая традиционную культуру на противостояние новации. В ней сохранен человек с его природностью, органика социума и неизменная суть взаимодействия человека и мира – жизнь.

Литература:

1. Толковая Библия, или комментарий на все книги святого писания Ветхого и Нового Завета.- Петербург: Издание преемников А.П. Лопухина, 1904-1907гг., в З-х томах, Т.1,С.29.

Татьяна Скопинцева. Бренное как возвращающее в вечность // Бренное и вечное: политические и социокультурные сценарии
Б87 современного мифа: Материалы Всерос. науч. конф. 11-12 октября 2005 г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2005. 265 с.229-235