Главная страница.

Елена Гриднева. Средневековье как этап развития корпоративных мифологий

Корпоративная мифология как широко используемый современным бизнесом феномен возникает не на пустом месте, она – результат исторического развития корпоративных субкультур, и ее предпосылки можно найти уже в корпоративной замкнутости жречества древности, однако, с нашей точки зрения, зарождение корпоративной мифологии как особой социокультурной практики функционирования производственно-экономических институтов происходит в эпоху Средневековья, и, в первую очередь, связано с деятельностью средневековых цехов.
Сословно-корпоративный принцип организации социальной жизни средневековья определял первичность внутригрупповых связей для любого человека того времени. Для ремесленника – это была связь с цеховой корпорацией, он был погружен в корпоративной культуру своего цеха, пронизан ее токами. Сама соотнесенность с корпоративным целым была более чем неформальна, так как именно корпоративная культура была той картиной мира, в которой реально жил средневековый человек, именно она формировала ремесленника как индивида, воспитывая его как социального субъекта и деятеля. “Принадлежность к цеху была сопряжена с комплексом коллективных эмоций его членов”[1, С. 221]; и эти коллективные переживания не сводились только к чувству гордости за свою корпорацию, но, в первую очередь, являлись тканью, плотью всего мироощущения корпоративного сообщества и каждого принадлежащего к нему человека.
Коллективная психическая жизнь корпоративного братства – результат жесткой регламентации поведения и реакций на различные события, которая есть “жизненный нерв цехового объединения, длинная цепь предписаний и ограничений, выработанных многолетней практикой“[2, С.136]. Для жизни средневекового человека внутрикорпоративная регуляция была самым важным уровнем управления его поведением и допустимыми реакциями, так как именно здесь осуществлялось воздействие на человека корпоративной культуры на глубинном, индивидуальном уровне его бытия, порой начиная с раннего детства – навыки ремесла чаще всего традиционно передавались от отца к сыновьям вместе со всем корпусом корпоративных правил, предписаний и, в первую очередь, мифов.
Функционально корпоративная мифология актуализировалась через ритуалы. Для любой социальной группы средневековья, включая, ремесленные корпорации и купеческие гильдии, была присуща своя регламентация, присущ свой “устав, статут, кодекс поведения, писаный или традиционный, строго обязательный для всех членов коллектива“[1, С.201], что представляло внятную для всех и легко декодируемую систему знаков. Как отмечает Ю.М.Лотман, “средневековое общество – общество высокой знаковости…. С этим, в частности, связано характерное явление, согласно которому та или иная форма деятельности средневекового коллектива, для того, чтобы стать социально значимым фактом, должна была превратиться в ритуал”[3, С.159-160]. Ритуализм, вообще, является аксиологической характеристикой средневекового общества, сложного, если не сказать – запутанного, по социальной топографии пространства, в котором весьма нелегко было размещаться “темным людям” средневековья; и, конечно, корпоративные ритуалы повышали социальною адаптивность и психологическую защищенность человека, принадлежавшего к корпорации, давая ему некий стандарт реакций, матрицу образа жизни, сценарий действий. В этом смысле можно говорить о театральности корпоративных культур средневековья, но, конечно, “игрались” здесь не психологические ”пьесы” – это был, скорее, театр положений, масок.
Ритуализированный регламент был сценарием жизни всего корпоративного сообщества в целом; и каждый ремесленник должен был отыгрывать по этому сценарию свою роль. Особенностью средневекового типа личности была эта жесткая сцепка человека со своей социальной ролью, и лишь старательно исполняя ее, он мог жить и действовать, “пользоваться теми правами, которые подобают носителю данной роли. Более того, его индивидуальность в огромной степени определяется играемой им ролью. Сословно-корпоративными были не только его права, но и самая его внутренняя природа, структура его сознания и способ его поведения.”[1, С. 211]. Именно в рамках театрализированной корпоративной культуры, где содержательно миф исполнял партию “первой скрипки”, развивались все способности ремесленника – эстетика театра определяла рисунок роли мастера в корпоративном сообществе и не могла не сказаться на характере его деятельности. Вся писаная и неписаная система регламентирующих правил оказывала мощное глубинное воздействие на личность средневекового человека.
Является общим местом представление о несвободе средневекового ремесленного труда, который подчинен технологическому рецепту и строгим канонам – мастер в своей деятельности должен воспроизводить “шедевр”, образец изделия своего цеха. И действительно, такую постановку дела мы находим и в цехе живописцев, и в цехе свечников – средневековье не считает изобразительные искусства свободными, они, как любая деятельность, должны быть вписаны в корпоративные стандарты. Но при этом главной и высшей оценкой ремесленника всегда явилась искусность, и его ремесло оборачивалось “мастерством, а мастерство — искусством, артистизмом“[1, 222]. Ремесленное изделие с необходимостью подлежало эстетической оценке, оно должно было быть красивым. И дело не только в том, что легально в рецепте часто свобода действия предоставлялась мастеру лишь в оформлении вещи, а в том, что, создавая любую вещь, мастер воспроизводил Божественный образец, поэтому ориентация на совершенство, гармонию вполне естественная следствие средневекового труда.
Причиной того, что “эстетические моменты не могли быть элиминированы из ремесленного производства“[1, С. 278] средневекового цеха, является мифологизм ремесленного мировосприятия. Сам процесс труда средневекового ремесленника погружен в стихию мифа, который, будучи зафиксирован в форме корпоративного рецепта создания определенного изделия, “использовался в качестве теоретической или, вернее, квазитеоретической основы конкретного технологического производства”[4, С. 93]. И, скорее всего, именно эстетика мифа, связанная, по словам Э.Я. Голосовкера, с его имагинетивным характером, инициировала творческий поиск средневекового мастера. Корпоративная мифология как игровая стихия “провоцировала” интерпретацию рецепта, результатом чего становилось создание уникальной вещи. В этом и заключается одна из главных особенностей цеховой корпоративности Средневековья – подчиненность деятельности мастера ремесленному рецепту осуществлялась так, что “вся работа ремесленника была как бы действенным комментарием к рецепту, писаному или устному — безразлично, … комментарием в средневековом смысле слова, т. е. личным творчеством в русле коллективной цеховой традиции“[4, С. 34]. С этой точки зрения, можно рассматривать индивидуальную деятельность ремесленника как составляющую корпоративного коллективно-бессознательного творчества – корпоративного мифа, инициируемого и поддерживаемого, прежде всего всей системой корпоративных эстетических артефактов и предметных, и поведенческих.
Корпоративная эстетика, будучи языком корпоративной культуры средневекового цеха, кодировала и транслировала миф в виде специфической практики жизнедеятельности ремесленного братства, принадлежащего к конкретному цеху, обеспечивая тем самым реализацию принципа корпоративности культуры конкретного цехового сообщества. Необходимо подчеркнуть, что средневековая корпоративная эстетика была предназначена, в первую очередь, для “внутреннего пользования“, она локальна, замкнута, прежде всего, на внутреннее корпоративное пространство, она – для “посвященных“, членов конкретного цеха, именно поэтому она вся мифосимволична. Ее задача в том, чтобы, предоставив легко считываемую систему знаков (предметов и ритуалов), помочь средневековому ремесленнику всегда качественно идентифицироваться в хронотопе корпоративной жизни и осуществлять предписанные и дозволенные действия, не рискуя попасть под санкции корпоративного сообщества.
Конечно, ремесленная корпорация утверждала запрет на свободное развитие человеческой личности, но одновременно она создавала условия для существования пусть сословной, но именно личности в тех рамках, в которых ее существование не противоречило интересам и целям коллектива, защищая при этом статус человека как члена социальной группы; и вся корпоративная мифология работала на формирование такой корпоративной личности средневекового ремесленника. Цеховой корпоративный миф играл немалую роль и в обеспечении творческой реализации мастера – в жестко прописанных ритуалах средневекового традиционного общества, при рецептурном характере ремесла, под покровом корпоративной тайны рождались подлинные шедевры человеческой деятельности.
Сменившая средневековое ремесло эра массового производства формализовала феномен культурной корпоративности и свела содержание понятия корпоративной культуры к его экономико-правовому смыслу, связав, в первую очередь, с особыми экономическими структурами современного рынка – корпорациями как относительно закрытыми организациями, выстроенными преимущественно на профессиональных связях и ориентированных в своей деятельности на собственный рост, которому научно-технический прогресс служит естественной основой. И может показаться, что в корпоративной культуре таких организаций нет места для мифологических структур. Но, вопреки ожиданиям, корпоративная мифология не отмирает, напротив, мы видим рождение транснациональных корпоративных мифов, таких, например, как брэнды IBM или Nike.
В отличие от средневековых современные корпоративные культуры “рвутся” за пределы корпоративной локализации. Они глобализируются и интенсивно, стремясь включить в контекст корпоративного пространства тех, кто не входит в состав корпоративного целого – клиентов, партнеров, широкую общественность, и экстенсивно, “растекаясь“ по странам мира. При множественности культур, языков, образов жизни для компаний возникает потребность в универсальном, способном обратиться к сознанию любого человека посреднику, который создал бы у этой разнородной многоязыкой толпы чувство сопричастности к корпоративной картине мира компании, гарантируя ей тем самым устойчивость и развитие. И здесь – в ситуации такой высокой неопределенности – только миф способен обеспечить сопричастность целевых аудиторий корпоративной культуре компании.
Другими словами, роль корпоративной мифологии не изменилась со времен Средневековья – она, в первую очередь, способствует качественной идентификации индивида с корпоративным целым, изменился масштаб этой роли – под воздействие корпоративной мифологии сегодня подпадают персонал, клиенты, партнеры, и, даже, не прибегающая к услугам данной компании группы общественности. Гораздо большие изменения претерпевает регулятивная функция мифа: ритуализм отыгрыша корпоративных мифов сегодня не столь жесткий, и главное – современные корпорации начинают целенаправленно работать с мифологическими структурами, видя в них серьезный актив роста интеллектуального капитала компании. Погружение в стихию мифа пробуждает творческий потенциал человека, способствует креативному решению стоящих перед ним задач.

Литература.

1. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984.
2. Муратова К.М. Мастера французской готики ХII –ХIII веков. М.: Искусство, 1988.
3. Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. СПб., 2002.
4. Харитонович Д. Э. В единоборстве с василиском: опыт историко-культурной интерпретации средневековых ремесленных рецептов. // Одиссей. 1989. М., 1989.

Елена Гриднева. Средневековье как этап развития корпоративных мифологий // символические парадигмы модернизации культурного пространства: Материалы Всерос. науч. конф. 10-11 октября 2006 г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2006. С.39-43.