В начало
Сергей Дюкин. Вино как символ в поле социально-культурной рефлексии

Введение вина в вербализированный культурный текст произошло едва ли не одновременно с появлением этого напитка в меню архаичного человека. Вино присутствует и в Библии, и в древнегреческом эпосе, и в текстах древнего Междуречья, и в восточнославянских былинах. Однако лишь в XIX – XX в.в. происходит осознание символической роли вина, делается попытка внедрения данного символа в поле научного текста, дифференцируются сферы его присутствия.
Определяющим моментом в осознании роли вина в культурологическом дискурсе становится работа Ф.Ницше «Рождение трагедии из духа музыки». Вино как материализованное воплощение и основа дионисизма приобретает принципиальное значение для культуры, поскольку именно «дионисическая» культура мыслится автором наиболее зрелым типом духовной жизни общества. Лишь через нетрезвость, неясность, сон, согласно Ф.Ницше, возможно постижение истинных основ жизни. Имплицитно вино становится, таким образом, механизмом, обеспечивающим трансцендентный переход, нейтрализующий наиболее кардинальное противоречие бытия, которое связано с конечностью индивидуального существования. Философ говорит о «радости об уничтожении индивида» и о «вечной жизни за пределами всякого явления и наперекор всякому уничтожению» (2, С.137). Осознавая судьбоносную роль вина и формирующегося вокруг данного символа института «дионисизма» для культурного текста, Ф.Ницше пытается опровергнуть символическую наполненность данного образа, придав ему статус бытийного стержня, самодостаточного в своем предназначении и необходимого для дальнейшего утверждения жизни.
Институционализация объекта, призванного осуществлять исключительно лишь символическую функцию приводит в данном случае к абсолютизации в рамках философско-культурологического дискурса частного образа, каким изначально являлось представление о вине, как спутнике ряда психологических особенностей, таких как аффективность, эмоциональность, проявление холерического темперамента. Вместе с ним происходит наделение символа мифологическими свойствами. Вино начинает восприниматься в качестве одной из составляющих национального духа, ему придается спиритуалистический характер.
В конце XIX – XX в.в. обозначенная функциональность образа широко использовалась как в философской, так и в эзотерической литературе. Вариантом сочетания двух методов являются малознакомые на сегодняшний день российскому читателю труды венгерского мыслителя Белы Хамваша. Использование им символического ряда, связанного с «дионисизмом», обусловлено апологетикой религиозного сознания. За образом вина скрывается «оружие» против атеизма. Впрочем, за последним скрывается не столько отказ от веры в привычном смысле, сколько отказ от бытийного напряжения, подмена истинной сути жизни рядом социальных индексов. Вино в текстах Б.Хамваша приобретает свойства гаранта истинности жизни, адекватности чувства бытия. «Хмель этот – безгранично более высокого порядка состояние, чем обыденный разум; он, этот хмель, есть начало собственно бдения. Начало всего того, что есть в жизни прекрасного, великого. серьезного, чистого, доставляющего наслаждение. Это – более высокая трезвость»(3, С. 359). Противоположностями этого состояния мыслитель называет сциентизм и пуританство.
Несмотря на кажущуюся отстраненность Б.Хамваша от «философии жизни», в своем метафизическом анализе образа вина он приходит к близким к.Ф.Ницше выводам об универсальности опьянения как связующего состояния между наличным бытием и трансцендентным состоянием. «Вино я могут понять лишь как один из самых высоких актов Божьего милосердия. Вино - все снимает, все решает…Посредством вина мы можем снять тот проклятый шок. Вино вернет нам изначальную жизнь , вернет нам рай – и покажет, куда мы попадем на последнем всемирном празднике жизни. Этот мост между первым и последним днем человек может одолеть, лишь будучи вне себя. Это состояние и есть вино» (3, С.317). Не прибегая к собственно философскому анализу, ограничиваясь рефлексией, типичной для представителя винной культуры, Б.Хамваш приходит к выводам, не менее глубоким (что не отрицает их художественно-спекулятивного характера), нежели его немецкий предшественник. В данном случае вино получает еще более абсолютизированные функции в рамках культурологической рефлексии, оно наделяется ролью символического абсолюта и в то же время материализованной субстанции позитивного бытия.
Обозначая место и роль данного образа и артефакта, Б.Хамваш не отказывается от осмысления вина, в том числе и как национального символа. Он прибегает к дифференциации напитка, исходя из географии Венгрии. Такое противоречие между универсальностью спекулятивного метода мыслителя и его пространственной ограниченностью объяснимо устойчивым представлением о вине как символе причастности к пространству, очерченному географически и культурно. В современном культурологическом дискурсе, значительную часть которого составляет рефлексия на этно-географические темы, символ вина постепенно теряет свой универсальный характер, превращаясь в строительный материал ментальных конструкций. В отечественной литературе данную функцию вина в наиболее обобщенной (пусть и чрезмерно доходчивой) форме представил Г.Гачев. В работах названного автора вино теряет символический подтекст и становится материализованной ментальной чертой того или иного народа. Вино присутствует в текстах Г.Гачева лишь как напиток, сравниваемый по степени воздействия на тот или иной народ наряду с пивом, водкой, шнапсом. В частности, автор обнаруживает образ вина во французской картине мира и представляет его катализатором эмоциональности и эротизма. Единственным отступлением Г.Гачева от буквальной интерпретации символической роли вина выступает наделение последнего функцией мыслительного субстрата. Он пишет: «Вино…выступает как метафора Знания – духовное вино, духовная жажда». (1, С.135). Однако и в данном случае интерпретация символа с точки зрения его предназначения и места в культуре остается буквально – конкретной.
Символ удаляется с глубинного, ментальнообразующего уровня культуры. Автор находится в отношении к нему в дихотомичном положении. С одной стороны мыслитель выступает в роли инициатора нейтрализации образа в качестве символа, и в то же время автор предстает перед читателем как носитель культуры, не способный увидеть смыслоформирующее содержание в буквально данном образе. Есть основания полагать, что культура выступает не только как объект, но она и сама трансформируется в субъект, отказывающийся от символического наделения собственного ядра данностями эмпирического мира.
Образ вина, связанный с опьянением, сном, уходом в «иную реальность» претерпевает эволюцию в зависимости от общего философско-культурологического фона. Превращение символа в абсолют, переход последнего в национальные рамки с предельной конкретизацией в последующем так или иначе пребывает в зависимости от уровня абстрагирования, диктуемого средой.

Литература.

1. Гачев Г.Д. Национальные образы мира.
2. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. СПб., 2005.
3. Хамваш Б. Философия вина // Хамваш Б. Scientia Sacra (Священное знание). М., 2004.

Сергей Дюкин. Вино как символ в поле социально-культурной рефлексии // символические парадигмы модернизации культурного пространства: Материалы Всерос. науч. конф. 10-11 октября 2006 г. / НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2006. С.51-54.

Hosted by uCoz