Главная страница.

Продолжение

Если справедливость призывает к тому, чтобы воздавать каждому по заслугам, то милосердие предполагает способность пожертвовать в той или иной степени своим благополучием ради благополучия другого. В обществе с такой этикой с таким типом нравственности легко складывается примат общего над личным. Конечно, каждый нормальный человек признает себя в качестве индивида и в качестве объединения себе подобных. Но пропорции такого сознания у различных народов выдвигают как доминанту в названной паре или Я или Мы. В России такой доминантой является Мы. Например, С.Л. Франк сделал следующее метафизическое замечание, отмечая названную особенность русского типа нравственности: «В противоположность западному, русское мировоззрение содержит в себе ярко выраженную философию «мы», потому что это «мы» образует последний опорный пункт, глубочайший корень и внутренний носитель «я»… Жизненность «я» создается сверхиндивидуальной целостностью человечества» [10, C.90, 91]. Для простого русского человека, который никогда не станет прибегать к утонченной философской рефлексии над своими переживаниями, понимание личного счастья, личного благополучия неразрывно связано с благополучием других людей. Признание счастья других как непременного условия моего я и означает «внутреннее содержание «Мы» в моем «Я».
Реальным выражением такой ментальной особенности стал общинный уклад во многих аспектах жизнедеятельности русского общества. В экономической хозяйственной сфере такое положение вещей было выражено хорошо в свое время в крестьянской общине. Не смотря на все меры предпринятые Столыпиным в ходе его реформы, община сохранила свое главенствующее положение в крестьянском землепользовании. Если вспомнить советское время, то, например, рабочее место на заводе было для человека не только местом где он зарабатывал деньги. Это было место, которое давало ему возможность благоустроить свою жизнь во многих личных делах и таким образом, его личная жизнь оказывалась включенной в одно общее дело. Общинный уклад всей нашей жизни переживал свой апогей именно в советский период, но ошибочно относить появление такого качества исключительно к советскому строю и связывать его появление с марксистско-ленинской идеологией. Потому согласимся с положением сделанным В.К. Трофимовым «Коллективизм есть системное социальное качество не только социалистического периода истории: он пронизывал быт и ментальность русского народа задолго до проникновения марксизма в России» [9, C.197].
Очень важным в рассмотрении нашей проблемы является замечание сделанное Трофимовым относительно того, что примат общего над личным или по определению Трофимова «мы-психология» приводит русских не столько к самодисциплине, сколько к необходимости сильного внешнего сдерживающего фактора на пути к необузданным индивидуальным общественно опасным и нежелательным проявлениям. В самом деле, внешние запреты представленные, как правило, требованиями охраняющими общие интересы и потому идущими от лица всего общества будут являться самым строгим контролером личных желаний, поскольку в настроении человека в его миропонимании уже есть примат личного над общим. Русские привыкают потому не к самодисциплине, а к необходимости внешнего принуждения: «Исторические факты свидетельствуют, что ослабление в менталитете русского народа принципа «мы-психологии» становится побудительным мотивом для демонстрации русскими скрытых доселе негативных явлений…Принцип «мы-психологии» выполняет для русских роль сдерживающей плотины на пути «шабаша» негативных национальных ментальных свойств. Если русский человек находится под опекой социальной группы, и его деятельность регулируется «мы-психологией, он проявляет лучшие качества…» [9].
Итак, можно увидеть, что из доминанты милосердия в русском типе нравственности складываются такие этические принципы как примат милосердия над справедливостью, примат общего над личным и неприятие формализма. Названные качества и являются основными факторами, обуславливающими негативное отношение к юридическому праву.
Дело в том, что не только содержание юридических законов каким бы оно не было, является необходимым условием их эффективного выполнения. В таком случае упускалась бы из вида специфическая природа юридического права, требующая определенных этических норм или правил поведения между людьми, которые как раз находятся в прямом противоречии с русской этикой или всегда были противны русской культуре. Имеются в виду такие качества юридического права как формализм, примат личного над общим и примат справедливости над состраданием и милосердием.
Формализм как атрибутику юридических норм можно хорошо представить, если обратиться к генезису юридического права и к его сравнению с другого рода социальным регулятором, то есть с обычаем. Обычаи, как известно, рождаются непосредственно из самой жизни. Правило поведения выраженное через обычай возникает стихийно, постепенно закрепляясь в сознании людей. Такое правило многократно повторяется, его постепенно начинают признавать все и потому его выполнение становится обязательным и добровольным одновременно. Существующий обычай выражает настроение всех членов данного общества. Обычай мог оставаться единственным социальным регулятором в условиях родовой общины, когда сознание индивида было волей рода и в социальном плане индивид не был выделен из общей массы. Уже сложившееся различие интересов, существование человеческого общества в условиях государственной жизни исключает возможность выразить настроение всех в той или иной социальной норме. Право перед собой такую задачу и не ставит. Оно не требует непременно для своего существования соответствующего настроения в отличие от обычаев, но с точки зрения юридической важно именно внешнее выражение воли. Конечно, юридическое право может интересоваться настроением человека, но лишь в том случае если человек нарушил закон. Но если закон был соблюден или действия гражданина правомерны, то праву совершенно безразлично, что мотивирует такое примерное с юридической точки зрения поведение.
Подчеркивая юридический формализм, русский ученый юрист Михайловский И.В. писал: «…если право и интересуется (далеко не всегда) внутренним настроением лица, совершившего известный поступок, то лишь постольку, поскольку это настроение определило собой данный поступок, данное внешнее действие. Это действие и есть для права самое важное…для права совершенно безразличны внутренние побуждения, обуславливающие известный желаемый результат. Человек может исполнить свою обязанность, проклиная в душе и соответствующую норму, и того, в пользу которого он исполнил обязанность…и тем не менее с точки зрения права все обстоит благополучно: известный внешний результат произошел» [6, C.225].
Формализм юридического права не связан, как можно подумать, с общим характером юридическим норм, которые в силу такой своей специфики не могут охватить всей уникальности и неповторимости жизненных ситуаций. Ведь то же самое не могут сделать и обычаи. Однако регулирование общественных отношений посредством обычаев формализма не знает. Обычай, прежде чем стать общеобязательным правилом поведения, пускает свои корни в менталитет тех, для кого он предназначен. Право такой возможности не имеет. Основной формой правообразования, как известно, является закон или нормативно-правовой акт, принимаемый небольшой группой лиц, которая относительно быстро придает любому закону публичный характер и тут же требует его выполнения. Обычаи слишком неопределенны, консервативны, чтобы отвечать адекватно быстро меняющимся условиям общественной государственной жизни во всех ее многочисленных аспектах и нюансах. Потому без законнического принятия правовых решений, что необходимо приводит к формализму в регулировании отношений между людьми, юридическое право неизбежно начнет отмирать, поскольку лишится своего основного жизненного источника.
Юридическое право в рождении своих поведенческих норм, в определенном смысле, минует настроение тех, кому оно вменяется. Это не позволяет думать, что закон не в состоянии отвечать в своих правилах актуальным требованиям общественной жизни. Но как бы хорошо юридическое решение не отвечало таким требованиям, только этого не всегда бывает достаточно для его эффективного выполнения. Попробуйте предложить матери вместо ее сына другого молодого человека, превосходящего первого по своим личным качествам. С таким же успехом Вы будете убеждать людей, привыкших жить по обычаям, что внешний юридический закон гораздо лучше отвечает требованиям их жизни и потому обычай должен уступит ему место. Таким людям кроме внешней правильности закона необходимо, чтобы и само решение шло бы от них. С другой стороны формализм юридического права имеет жизненно важное для него значение. Современный отечественный исследователь-юрист С.С. Алексеев отмечает: «При всей исключительной важности в жизни человеческого общества экономического, политического, нравственного, иного фактического содержания законов, юридических норм в области юриспруденции первостепенное значение принадлежит именно форме…тот или иной жизненный вопрос лишь при соблюдении жестких формальных требований, выраженных…в строго формализованных и даже ритуальных процедурах, получает самую возможность юридической защиты, юридического признания» [1, C.225].
Следующим атрибутом юридических правовых взаимоотношений является приоритет справедливости над милосердием. Понятие вины в юридическом праве совершенно неотъемлемо от понятия наказания пусть и с учетом смягчающих обстоятельств. Справедливость есть настолько юридическая категория, что некоторые русские ученые-юристы выносят ее из области собственно нравственных представлений. Например, тот же И.В.Михайловский замечает: «…понятие справедливости есть понятие этическое (в широком смысле), но оно не входит в сферу нравственности в тесном смысле слова: там ему соответствует понятие совести, между тем как справедливость относится к области права» [1]. И нужно еще представлять, что неизбежный формализм юридического права, предполагающий формальный тип взаимоотношений между людьми, предполагает тем самым ставить на первое место справедливость, а не сострадание. Легко представить, что я веду себя формально, поступая справедливо, но сострадательное участие формальным быть не может. Формализм и справедливость, родные друг-другу категории. Формальное, а значит беспристрастное поведение, является хорошей гарантией справедливых решений, а в свою очередь справедливые решения просто обязывают часто вести себя формально или независимо от своих личных симпатий и антипатий. Это хорошо понимал Кант и как моралист, отстаивающий решительное возвышение справедливости над милосердием, утверждал формализм в своей этике. Например, правду следует говорить всегда и др. Такая беспристрастность должна быть достоянием культуры, когда стремление соблюсти форму, существующее внешнее положение вещей будет сдерживать любые душевные потуги, направленные на искажение реальности. Справедливость не только должна быть превыше всего, но она должна быть соотносима с природой юридического права, если говорить об эффективных условиях его выполнения. При обращении к языкам Романо-германской культуры мы видим, что именно так и обстоит дело. Под справедливостью понимается беспристрастная оценка существующих внешних фактов, обоснованность. В русском языке справедливость означает единство истины, как очевидно существующего внешнего положения вещей, и правды как глубоко переживаемого личного, совестливого убеждения. В том случае если такое единение невозможно, то происходит отрицание наличествующих внешних фактов как несуществующих, малозначимых в угоду собственной внутренней субъективной логике. Такой аутизм в сфере юридического права естественно приводит к его игнорированию по мере возможности.