Главная страница.

Алексей Бирюков. СОЦИАЛЬНЫЙ РИТУАЛ В РОССИЙСКОЙ КНИЖНОЙ КУЛЬТУРЕ: МЕЖДУ ТРАДИЦИЕЙ И МОДЕРНОМ

Поскольку такая социальная практика как ритуал, регламентирован и символичен, а также имеет отношение к системе социальных отношений и ценностей, то его продвижение книжной культурой должно быть связано с такими её средствами и инструментами, которые обладают сравнимыми подобными свойствам. К тому же условия распространения ритуалов подобным каналом коммуникации находятся в согласии с условиями функционирования книжной культуры, существование различных ограничений, что верно и для традиционного общества и для общества эпохи модерна. Модернизация преодолевает ограничения характерные для предшествующего исторического времени и выстраивает собственные, которые становятся в свою очередь фактором дальнейшего развития и развёртывания модернизационного процесса. В них лишь различается источник налагаемых ограничений, а также степень предельной контролируемости: религиозная легитимация письменной традиции и установки на протекционизм православного царства, или же имперские интересы, выражаемые новыми светскими политическими элитами. Видится, что вышесказанное в коей мере относится и к ритуалу.
В книжной культуре формата письменности рукописная технология допускает невысокий уровень управляемости, но при низких рисках – локальность возникающих инноваций и их невысокая скорость распространения, в отличие от книжной культуры модерна с его литературой. Печатная технология даёт возможность осуществления чрезвычайно высокого, практически неограниченного, контроля над книжной культурой, но при ней возрастают риски, в случае сбоя «опасная» инновация будет максимально широко и быстро, насколько это возможно, растиражирована.
На мой взгляд, требованиям «носителя» ритуала отвечает такой многочисленный и популярный у читателей пласт памятников книжной культуры как различные поучительные сборники. Вот лишь для примера некоторые типы, обращавшиеся в древнерусской книжности: Паремейники, Палеи, Физиологи и Бестиарии, Пандекты и Тактикон, «Златоструя», «Учительное Евангелие», Маргариты, «Златоусты», «Измарагды», «Новый Маргарит», «Златая цепь», «Торжественники», «Лечебники» и «Травники», «Домострои», Прологи, Патерики (Синайский, Азбучный, Киево-Печерский, Соловецкий и др.), Четьи-Минеи, «Пчёлы», хронографы, сборники летописные и пр.
В своей массе большинство из них были переводными, византийского и южнославянского происхождения, а значение переводной литературы в развитии русской литературы заключалось в том, что она принесла с собой новые жанры, новые способы выражения христианской доктрины, утверждение образов, символов, метафор; оказывала влияние на мировоззрение людей: на создание христианских легенд, на отношение к труду писателя и т.д. В общем, переводная литература, имея большое значение для развития отдельных форм и видов отечественной литературы, отбиралась в соответствии с потребностями русской действительности [4, C. 297–298, 307–311, 314].
Подобная литература несла в той или иной степени сильную морализаторскую нагрузку и назидательный элемент, имея своей целью нравственное поучение читателя, поскольку литература в Древней Руси существовала не для получения эстетического наслаждения как такового, а для получения пользы для души, ведь средневековая литература это, прежде всего душеполезная литература [2, C. 17].
Характер такой нравоучительной литературы меняется с ростом культурных связей и постепенной интеграцией древнерусской литературы с западноевропейскими, проходившая в несколько этапов при посредничестве польской литературы, с участием белорусских и украинских книжников [3, C. 33-36]. В этот переходный период появляются западноевропейские переводные сборники, в которых идёт ослабление духовного, патристического содержания сборников в сторону общеморальной направленности, житейской философии и мудрости. Среди таковых стоит отметить Римские Деяния, Великое Зерцало, Зрелище жития человеческого, Апофегматы. В них ортодоксальные христианские морализаторские установки несколько отступают, и усиливается светский повествовательный элемент.
Чрезвычайно популярные Римские Деяния (Gesta Romanorum) были переведены с польского в 1667 г. по указанию Алексея Михайловича. Зрелище жития человеческого перевёл думный дьяк Андрей Виниус в 1674 г., этот свод включал 134 басни и апологи, разнообразные по содержанию, при этом мораль выводится из каждой повести отдельно. Кроме того, в этом контексте стоит упомянуть перевод с греческого служащим Посольского приказа Фёдором Гозвинским в 1607 г. басен Эзопа («Притчи, или баснословия, Езопа Фриги»), а также перевод симбирским ротмистром Петром Кашинским сборника Эзопа, Бабрия и Абстемия, всего 260 басен [5, C. 10].
В польской литературе было несколько сборников «Апофегмата», а в России популярностью пользовался такой сборник, принадлежащий Беньяшу Будному и изданный в Польше в начале XVII века, он распространялся и в списках и в печатных изданиях, представлял собой собрание мудрых изречений, приписываемых различным лицам и излагаемых кратким рассказом. Вместе с ними из Польши переходит ещё ряд сборников Фражк польских, Фацеций, Новелл, которые уже полностью стояли на светской почве, с повествовательным элементом на первом плане. Сборник фацеций, смехотворных повестей, так в западноевропейской литературе именовались очень популярные короткие сатирические новеллы. В России стал самым популярным переводным сборником, распространялись фацеции в основном в списках, переводились несколько раз и перерабатывались при переписке, также отдельные новеллы входили в различные сборники шутливых и нравоучительных рассказов. Среди новелл, переведённых с польского и вошедших в русский сборник, многие были заимствованы из сборника «Апофегмата» [1, C. 17–19, 40, 61–63, 82].
Налицо происходящая и всё более углубляющаяся, особенно начиная с царствования Петра Великого, секуляризация литературного «носителя» ритуала. В послепетровское время, когда происходит становление классицизма, с его идеей нравственного долга и опирающегося на античное наследие, ввиду наступления эры просветительства переводная литература этого периода носила морализирующий характер, а средствами исправления нравов в просвещённом XVIII веке были выбраны разум, логика и мудрость древних [2, C. 107, 110]. С назреванием в 60-х годах этого столетия кризиса классицизма, и переходе лидерства от поэтических жанров к прозе, причём недостаток собственных прозаических произведений компенсировался переводными, последняя преподносилась как сочетание полезного и приятного, назидательное чтение [2, C. 142-146, 153, 155].
В целом, в соответствии с линией развития книжной культуры по условной линейной шкале «“старое” общество и традиция – общество модерна и инновации» и выглядящей как конфликтный переход книжной культуры из состояния письменность, в котором она находится в традиционном обществе, под давлением модерна в состояние литература (причём не просто литературы, а светской и просвещённой, равно эгалитарной и элитарной, национальной и в то же время общеевропейской), в книжной культуре России, как впрочем, и в других, можно констатировать смену средств, переход от, например, средневековых религиозных сборников патристического характера к светской повести и далее роману, и форм, от «жёсткого» морализирующего формата к «лёгкому» и приятному нравоучительному чтению, транслирования ритуала.

Литература.
1. Державина, О. А. Фацеции. Переводная новелла в русской литературе XVII века [Текст] / О. А.Державина. – М. : Издательство Академии наук СССР, 1962. – 192 с.
2. История русской переводной художественной литературы: Древняя Русь. XVIII век. – Т.I: Проза [Текст] / РАН; Ин-т рус. лит. (Пушкинский дом) ; отв. ред. Ю.Д. Левин. – СПб. : Дмитрий Буланин, 1995. – 316 с.
3. Липатов, А. В. Древнеславянские письменности и общеевропейский литературный процесс. К проблеме исследования литератур как системы [Текст] / А. В. Липатов // Барокко в славянских культурах. – М. : Наука, 1982. – С. 14-77.
4. Лихачев, Д. С. Переводная литература в развитии литературы домонгольской Руси [Текст] / Д. С. Лихачев // Лихачев Д. С. Введение к чтению памятников древнерусской литературы / Отв. ред. С. О. Шмидт; сост. А. В. Топычканов. – М. : Русский путь, 2004. – С. 297–316.
5. Тарковский, Р. Б. Эзоп на Руси, век XVII: Исследования, тексты, комментарии [Текст] / Р. Б.Тарковский, Л. Р.Тарковская. – СПб. : Дмитрий Буланин, 2005. – 543 с.

Бирюков А. Е. Социальный ритуал в российской книжной культуре: между традицией и модерном/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 51-54.