Главная страница.

Виктор Васильев РИТУАЛЬНАЯ СТРУКТУРА «СВОЁ-ЧУЖОЕ»: ПРОСТРАНСТВЕННЫЙ

Ритуал (от лат. ritualis – обрядовый, от ritus – религиозный обряд, торжественная церемония), одна из форм символического действия, которая выражает связь субъекта с системой социальных отношений и ценностей и лишена какого-либо утилитарного или самоценного значения. Исторически ритуал как тип социального действия сложился в культовых системах. Структуру ритуала составляет строго регламентируемая последовательность актов (действий), в том числе вербальных (песнопения и т. п.), связанных со специальными предметами, изображениями, текстами и осуществляемых в условиях соответствующей мобилизации настроений и чувств действующих лиц и групп. Групповые формы ритуала первичны по отношению к индивидуальным; всякое ритуальное действие вводит эмоционально-напряжённые психологические состояния личности в определённые социокультурные рамки. Символическое значение ритуала, его обособленность от повседневно-практической жизни подчеркивается атмосферой торжественности.
Пожалуй, наиболее распространенным является перевод основных идей ритуала на язык пространственных отношений. Однако, при этом, временной аспект полностью не исчезает, по сути, он и не может исчезнуть. В ритуале не существует отделённого от времени пространства. Время становится неким внутренним свойством пространства, его «четвертым» измерением.
При всем многообразии применяемых в различных обрядах пространственных схем общим и необходимым является деление актуального пространства ритуала на две сферы: свое и чужое, космическое и социальное бытие. В самом общем виде «своё» есть нечто, что принадлежит человеку, освоено им, а «чужое», в свою очередь нечто из области смерти, связанное с богами, нечеловеческое. Между этими сферами существует равновесие, поддерживаемое обменом ценностями: продуктами питания и предметами обихода, людьми, и т.д. Нарушение же равновесия решается при помощи ритуала, когда происходит установка прямого контакта представителей своего и чужого.
Обычно область чужого рассматривается как вторичная по отношению к своему («искаженный двойник реальности»), но с точки зрения мифа и ритуала отношения между ними скорее противоположны, так как космос («своё») выделился из хаоса («чужого»), а не наоборот. «Чужое» как бы дано изначально, его не надо придумывать, оно существовало и до появления «своего». Вот почему человек склонен видеть в «чужом» не только нечто деструктивное, противостоящее «своему», но и ту силу, которая послужила толчком к рождению мира человека и которая снабжает его жизненными «ресурсами».
Всеобщность и поразительная устойчивость воззрений относительно бинарной структуры мира вполне закономерны и обладают глубинным психическим основанием.
Во-первых, благодаря бинарной модели мира любой кризис или нарушение привычного хода событий находит удовлетворительное объяснение. Причём проблема истинности объяснения значения не имеет, главное, что на языке взаимоотношений «своё-чужое» возможно дать объяснение любой экстремальной и нестандартной ситуации, как мыслимой, так и реальной.
И, во-вторых, имея такую модель любой жизненной ситуации, можно не только дать удовлетворительную интерпретацию, но и найти ей решение, так как методы решения выносятся в сферу диалога, общения – пожалуй, наиболее привычную для человечества с разработанным арсеналом методик ликвидации противоречий. Возникновение другого (чужого) мира повлекло за собой несколько весьма важных следствий.
Возникла точка зрения на совершающиеся в человеческом мире события извне. Пожалуй, именно с этой точкой зрения связано появление морально-этической оценки данных событий. Возник собеседник в диалоге относительно высших ценностей жизни. Движущая сила, источник жизни утвердились не только в пространстве, но и во времени. Таким образом, картина мира получила более устойчивую структуру и место человека в ней стало более определённым. Появилась также возможность или даже основание для выстраивания своего поведения, отношений, как с социумом, так и с внешним миром на основании принципов взаимности и эквивалентности. Отношения между сторонами приобрели договорной характер, ставший условием равновесия, при этом любое нарушение трактовалось как нарушение устоявшихся обязательств.
Такая модель предполагает как сосуществование «своего» и «чужого» в пределах единого мира, но и возникновение между ними личных отношений. Также весьма важно, что при такой модели преодоления кризисных ситуаций возникают возможности управлять, контролировать её и применить наиболее оптимальный способ избавления от кризиса.
Фигуры «чужого» мира весьма разнообразны и противоречивы, рассматривается вполне конкретная форма «чужого», к примеру, мир мёртвых. Обилие же материала скорее усложняет картину. Мир мёртвых описывается при помощи разнообразных, а порой и противоположных признаков: вечная тьма или постоянный свет; полное отсутствие смены времен года (постоянная зима или постоянное лето); связь с сыростью и водой; зеркальное отражение реальности; плодородная область или ледяная пустыня. В конце концов, потусторонний мир мог определяться отсутствием каких-либо свойств и характеристик, как мир небытия, не-вещей, не-событий, не-явлений. Характерным примером могут быть различные представления относительно местонахождения иного мира. Предания и мифы зачастую дают весьма точные его координаты: на небесах, под водой, под землей, на Юге или на Севере... Судя по таким источникам, основной признак расположения этого мира – это его удалённость от реального места локализации народа. Однако в то же время человек отчётливо ощущал его близость.
Потусторонний мир мог начинаться за границей селения, дома или ладе в некоторых местах самого дома (погреб, чердак). Наиболее близкой граница миров становилась в похоронных и поминальных ритуалах, порой можно было постановить полное снятие границ: будь то призыв предков на трапезу, оставление угощений на кладбищах. В иных ритуалах граница «своего» и «чужого» может отдаляться от обжитого человеком пространства: другой берег реки, селение, географический регион. Таким образом, граница миров весьма динамична, подвижна. По мере того, как «свой» мир конкретизируется, граница отдаляется, а то, что лежит за ней становится абстракцией. Освоение же «чужого» мира означает проникновение в него, а значит и расширение «своего» мира.
Соотношение «своего» и «чужого», их близость или отдалённость в пространстве и во времени, варьируются и в силу их зависимости от различных ситуаций. В повседневности, обыденной жизни различные уровни чужого расположены так, что обитатели более высоких уровней иерархии – боги значительно больше отдалены от человека, нежели обитатели низших уровней. В повседневности человек сосуществует и контактирует с различного рода духами или демонологическими существами (леший, водяной, домовой). Связь с высшими существами другого мира, как правило, реализовывается при помощи ритуала. Исходя из этого, ритуал предстает единственным регламентированным способом общения между людьми и богами. Однако, наряду с этим, взаимодействия с низшими планами «чужого» в обыденных практиках как раз и позволяют судить об уровне ритуализации быта. Следовательно, ряд обыденных представлений об иерархии «чужого» можно выразить подобным образом: чем выше располагаются те или иные персонажи в мире «чужого», тем дальше они от человека и тем более высок уровень ритуализации диалога с ними.
Различные представления о «чужом» в контексте ритуала подвергаются актуализации, и, как следствие увеличение семиотичности пространства. По шкале принадлежности «свой-чужой» оценивается каждый объект, любая часть бытия, в особенности, выполняющие или способные к выполнению функций границы. Человек воспринимает себя окружённым «чужим».
С точки зрения использования в ритуалах пространственных структур, можно условно выделить два основных типа ритуалов: в одном из них действия разворачиваются по преимуществу в вертикальной плоскости, в другом, наоборот, в горизонтальной.
Вертикальный план важен, в первую очередь, для обрядов, непосредственно разрабатывающих тему творения мира или отдельных его фрагментов. К их числу можно отнести календарные обряды, ритуал строительства. Особое значение для них имеет идея центра, умение определить одну единственную точку в пространстве и во времени, через которую проходят «силовые линии» мироздания. При этом, «своё» концентрируется вокруг этой точки на земле, а «чужое» – на небе или, к примеру, под землей. Вполне возможно, что в силу этого для календарной обрядности весьма существенно противопоставление света и тьмы, огня земного и огня небесного.
В обрядах данного типа временные отношения не менее важны, чем пространственные и зачастую выходят на первый план, к примеру, мотивы связи с предками, с прошлым, актуальные для календарной обрядности. По отношению к таким обрядам если и можно говорить о сюжете, то он разворачивается скорее во времени, чем в пространстве. Перемещения в пространстве для них менее характерны, во всяком случае, не имеют того сюжетообразующего значения, которое им присуще, например, в переходных обрядах, где герой пересекает границу миров. Такой смены миров в календарном обряде не происходит.
Причина, вызвавшая необходимость совершения ритуала, выглядит на языке пространства как сужение «своего», сведение его к точке. Установленные в прошлом границы между «своим» и «чужим» утратили свою силу, оказались размытыми. Область «чужого» стремится поглотить мир человека – пример – «разгул» нечисти в календарных обрядах.
Тема разграничения воплощается в таких ритуальных действиях, как обходы «своей» территории (дома, двора, селения), выжигание крестов на дверях, окнах, воротах.
Тема соединения (нахождения или восстановления утраченных связей) также представлена разнообразными способами. Наиболее известный мотив – соединение земли и неба с помощью дерева, шеста, кучи старых вещей, веток, приготовленных для костра, чучела и т.д. Но и здесь возможна иная трактовка: посредством этих объектов происходит разделение земли и неба (то есть, дерево, шест и другие вертикали являются своего рода распорками). Значение соединения верха и низа в контексте календарной обрядности приобретают и такие действия, как сооружение катальных гор, установка качелей, залезание на крышу дома, подпрыгивание, подбрасывание различных предметов и т. п.
С темой соединения непосредственно связан мотив собирания, который в первую очередь относится к жертве, но не только к ней. В критические моменты социум должен быть представлен в максимально полном виде. Собственно, любой ритуал начинается со сбора участников. В это время все вещи также должны находиться дома на своих местах (стоит вспомнить устойчивый запрет давать что-либо в долг в преддверии исполнения обряда). Область «своего» как бы сгущается, уплотняется, приобретая те качества, которые в ходе самого ритуала необходимо распространить на остальной мир.
Жертва, будучи воплощением идеи целостности, используется в качестве средства достижения этой целостности, но уже применительно ко всему миру. На уровне обрядовых действий это выглядит как отправление жертвы наверх или вниз. Для первого случая характерны такие действия, как подвешивание жертвы к дереву, бросание пищи в масленичный костер, подбрасывание каши во время рождественского сочельника и др.
На языке пространственных отношений необходимость совершения ритуала вызывается нарушением принципа однородности взаимодействующих сфер («своего/чужого»). В одном случае «чужие» оказываются среди «своих», в другом – «свои» среди «чужих». Целью ритуала в данном случае будет восстановление нарушенного порядка и укрепление границы между контактирующими мирами.
В случае если представители «чужого» мира проникают в мир людей («чужое в своем»), то, как следствие, возможны болезни, смерть человека, падеж скота. Аналогичная ситуация является исходной для свадьбы. Приезд жениха в дом невесты описывается как нападение, захват, взлом; но и появление невесты в доме жениха сопряжено с опасностью для его обитателей. Другими словами, жених и невеста воспринимаются, как взаимно опасные.
Немного иначе воспринимается рождение ребенка, однако речь идет об этой же схеме: появление «чужого», неизвестного существа, что всегда связано с некоторой опасностью. Однако на уровне обрядовых действий участники скорее способствуют созданию этой ситуации, а не условно сопротивляются ей, как, например, это делает родня невесты при появлении жениха. Положительно оценивается заранее подготовленный «приход» предков на поминальную трапезу. Таким образом, ситуация появления «чужого» в «своём» мире имеет негативный и позитивный варианты. Негативно воспринимается неожиданное, нерегламентированное появление «чужого», в то время как его заранее подготовленный приход имеет позитивный смысл, является следствием регулируемых отношений между двумя мирами.
Различаются и тактики ритуального поведения: «чужое» либо выпроваживается из «своего» мира, либо его в ходе ритуальных действий превращают в «своё». Пример использования тактики – удаление смерти из пространства живых (вынос покойника на кладбище), второй – превращение новорожденного в «своего», в родного человека.

Литература.
1. Арутюнов, С. А. Обычай, ритуал, традиции [Текст] / С. А. Арутюнов // СЭ. – 1981. – № 2.
2. Левинтон, Г. А. Ритуалы и ритуализованные формы поведения [Текст] / Г. А. Левинтон // Рациональность и семиотика поведения. – Киев, 1988.
3. Терещенко, А. В. Быт русского народа [Текст] / А. В.Терещенко. – СПб., 1984. – Ч. 1-7.
4. Топоров, В. Н. О ритуале: Введение в проблематику [Текст] / В. Н. Топоров // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. – М., 1988.
5. Философский энциклопедический словарь [Текст]. – М. : «Советская энциклопедия», 1989.
6. Шрейдер, Ю. А. Ритуализация поведения и формы косвенного целеполагания [Текст] / Ю. А. Шрейдер // Психологические механизмы регуляции социального поведения. – М., 1989.

Васильев В. А. Ритуальная структура «своё-чужое»: пространственный аспект/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 68-72.