В начало
Александр Емельянов ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ УДОВОЛЬСТВИЯ В ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ СИСТЕМАХ ОБЩЕСТВА: ВЗГЛЯД С. ЖИЖЕКА

Рефлексия современного общества как общества «пост»: постсовременного, постмодернистского имеет свои корни в статусе особого видения реальности. Это либо реальность «после времени»: когда традиционные ориентиры времени как поступательного движения от прошлого к будущему, традиционного к прогрессивному, менее совершенного к более совершенному уступают место мозаичности и переплетению множества социальных стратегий, не поддающихся этой логике; это и мысли о «конце истории» или конце социального, подчёркивающие исчерпанность поступательного видения социального развития. Несомненно, что рефлексия «пост» относится к способу фиксации социального мира, где этот взгляд рождает как концепция исследователя, так и особым образом упорядоченная система категорий, мифологий, самообозначающая себя как «пост-система». В рамках осмысления общества и категорий социальной жизни одной из таких категорий и способом видения общества через неё является понятие «удовольствия», и именно оно является одним из ключевых при построении картины постсовременного мира в концепциях такого видного современного словенского философа, как Славой Жижек.
Понятие «удовольствие» и сопряжённые с ним понятия явились одними из доминирующих при построении моделей человека и общества в философии XX в. Достаточно вспомнить такие концепты, как «машины желания» Делёза и Гваттари, «соблазн» Бодрийяра: все они так или иначе интерпретируют человека через испытуемый им мир удовольствий и страданий. Философия XX в значительной степени испытала на себе влияние психоаналитической доктрины З.Фрейда, провозгласившей именно переживание удовольствия (редуцируемое к сексуальности) центральным для понимания человеческой психики, а образ человека в последующей философии строился скорее как образ становящегося, открытого существа, подверженного чувствам и эмоциям, внутри которых и через которые обнаруживались базовые интенции человеческого бытия, включая познавательную, когнитивную интенциональность.
Удовольствие как переживание в системе человека и общества можно рассматривать с разных сторон. Одна из них представлена в ряде работ С.Жижека и обозначена им посредством ряда концептов: «идеологическое удовольствие», «прибавочное удовольствие», «удовольствие возвышенного» и др. Тема удовольствия и её функционирования в современных и постсовременных обществах оказывается у Жижека теснейшим образом связанной с идеологическими моделями, с сетью универсализирующих структур, связующих общество посредством невидимых нитей и таким образом обеспечивающих его устойчивость: постольку, поскольку само понимание устойчивости, стабильности, предсказуемости было поставлено под сомнение ввиду радикальных разрывов модернистского и постмодернистского видения мира.
XX век оказался веком идеологий, т.е. словесных, ментальных, логических систем, организующих общества. Сами идеологии разнились: чаще всего речь идёт о зазоре между тоталитаризмом и демократией (Жижек предлагает абсолютно нетривиальные видения того и другого), о тех или иных разновидностях идеологических систем, тяготеющих в большей или меньшей степени к тому или иному наименованию. Общество как таковое, в связи с нарастанием «принципа свободы» (по Г.Гегелю), оказывалось организованным с помощью иных механизмов: как писал об этом Ф.Джеймисон, «традиционные» или «естественные» единства, социальные формы [...] систематически разбиваются на части, для того, чтобы быть снова собранными более эффективным образом в форме «пост-естественных» процессов или механизмов»[1].
«Идеология» у Жижека – одно из ключевых понятий, вбирающее в себя как систему положений, оформленную систему взглядов, так и совокупность мифологий, традиций, укоренённых в социальной жизни форм взаимодействия. Идеология есть не просто свод положений или политических идей, она оказывается вписанной в систему социальных желаний (которые идеологией и создаются), она нередко приобретает характер социального фантазма. При анализе функционирования идеологий в них обнаруживаются глубинные психоаналитические моменты (такие, например, как фигура Отца, трансформированная в образ вождя нации). Особый статус идеологии приобретают в тоталитарных государствах, чей характер функционирования интересен уже с точки зрения самой его организации: создание искусственного общества, подчинённого и развивающегося в рамках какой-либо идеи, благодаря очерченной схеме, но не естественным путём. Механизмы существования идеологий оказываются довольно сложными и малоизученными (как например, в социальной системе возникало равнодушие к массовым смертям, оказывавшееся ключевым для функционирования сталинистских и фашистских политических машин), исследование её составных частей позволяет обнаружить такие, казалось бы, далёкие феномены, как связь тоталитарной идеологии с циническим смехом, акцентуация внимания на мелкие детали, оказывающиеся ключевыми для понимания вещи и т.д.
Одна из ключевых и широко известных работ Жижека называется «Возвышенный объект идеологии», и посвящена, собственно, прояснению действия «логики возвышенного» в социуме: того, как эта логика оказывается задействованной в тоталитарных политических системах. Возвышенное – это эстетическая категория, связанная с рядом ей положенных, включая прекрасное, трагическое, комическое, в системе Г.Гегеля возвышенное есть точка распада прекрасного, его самоотрицание. Категории прекрасного и возвышенного вызывают разного рода психологические чувства: прекрасное умиротворяет и успокаивает, возвышенное – волнует и возбуждает [2, С. 202]. Возвышенное – это одновременно и то, что возвышается (буквально), и то, что недостижимо (бушующее море, вздымающиеся горы), то, что мы можем постигнуть только мысленным порывом, в каком-то смысле выйти из себя, отрицать самого себя. Жижек привлекает в этой связи диалектику Гегеля, взгляды Ж.Лакана на реальное, воображаемое и символическое, подчёркивая, что возвышенное оказывается связанным с логическими процедурами самоотрицания, обращения в чистую негативность. Возвышенное – это пример негативного объекта, психологическим коррелятом которого является эмоции тревоги, волнения, страха; возвышенный объект вызывает чувство неудовольствия в противоположность чувству удовольствия, вызываемому прекрасным.
Тоталитарные системы строятся, исходя из логики возвышенного: не случайно визуализированными результатами тоталитарных идеологий всегда являются грандиозные объекты – марши, парады, стройки, с другой стороны это – широкие планы (по построению коммунизма, по завоеванию мира), в культуре это – герои-романтики, самоотверженно совершающие подвиги во имя идеи, стремящиеся к невозможному и т.д. Идеологическая система подавляет Реальное, взывая к Воображаемому и Символическому (термины триады бессознательного в концепции Ж.Лакана [4, С. 99]), однако с психической стороны здесь требуется компенсация внутренних негативных переживаний. Как пишет Жижек, «возвышенное находится «по ту сторону принципа удовольствия», это парадоксальное удовольствие, причиняемое неудовольствием» [2, С. 202]. Это оказывается возможным благодаря функционированию особого рода феномена – тоталитарного смеха.
Известно, что тоталитарные политические идеологии не слишком-то приветствовали жанр комического. Смех, удовольствие разрушали «возвышенные» политические идеалы, отвлекали от реализации целей и задач, сформулированных идеологией. Однако здесь и возникал тот феномен, который Жижек обозначил «тоталитарным смехом»: смехом, рождённым вопреки, но одновременно и тем смехом, благодаря которому, как бы той неизменной маленькой детали, оказывалась поддерживаемой и жизнеспособной и существовала идеологическая система.
Одно из центральных понятий лакановской и жижековской системы: «object petit-А», или «объект маленький-А» [2, С. 57]. Это – неприметная деталь, выбивающаяся из ряда, на которую почему-то оказывается устремлённым взор субъекта, и которая неизменно, как это ни странно, оказывается в центре внимания и способна полностью перевернуть (или же организовать) весь дискурс. С точки зрения художественной графики – это явление асимметрии (родинка на лице), в пейзаже – то, что в него не вписывается, выпадает из общего ряда. Именно это явление на ментальном уровне оказывалось ключевым в формировании и поддержании идеологического дискурса, где, в частности, сам смех рождался как выведение из «героического возвышенного ряда», и который конституировал, как это ни странно, всю прелесть идеологии, т.е. поддерживал идеологическую систему.
Если обратиться к советскому кинематографу, то, когда требуется вспомнить его выдающиеся шедевры, любимые и наиболее удачные фильмы, первое, что как ни странно приходит в голову – это фильмы режиссёров Э.Рязанова, Г.Данелии, Л.Гайдая, т.е., иными словами, режиссёров-комедиографов. В их фильмах, и именно поэтому они оказывались столь притягательными, концентрированным образом присутствовал не только и не столько сам юмор (нередко он выступал маскировкой), сколько смысложизненные ценности, идеи, рождённые в тоталитарную эпоху. Дефицит хорошего юмора в современной эстраде и апелляция к образцам юмора того периода упирается, однако, в мало замечаемый тезис: тот юмор существовал в условиях запрета, цензуры, скорее как исключение, нежели правило. Одной из иллюстраций лакановского тезиса «object petit-A» явилась ситуация со всем известной гайдаевской комедией «Бриллиантовая рука»: как известно, режиссёр, помимо всего прочего, в конец фильма вставил эпизод с ядерным взрывом – именно с целью «отвлечения» внимания художественной комиссии; последняя неизменно подвергла фильм критике, и поскольку было необходимо устранять недостатки, то в качестве исправления комиссия категорически повелела убрать этот эпизод, что собственно и задумывалось. Именно таким образом функционировал тоталитарный смех: как явление, выходящее за пределы господствующей идеологии, но одновременно и как то, что придавало ей устойчивость – как имманентно содержащееся в ней «прибавочное удовольствие».
Выводы, декларированные Жижеком, рисуют абсолютно нетривиальный уровень понимания любых идеологических систем, причём как тоталитарного, так и демократического типа [3, С. 70]. Ключевым здесь является тезис о том, что «господствующая идеология не предполагает серьёзного или буквального отношения к себе» [2, С. 41]: он напрямую иллюстрирует, например, тот факт, что в сталинское время выживали отнюдь не преданные идеям коммунизма люди, но способные от них отстраниться, перевести идеологическую систему в стихию юмора (как известно, в сталинском окружении такие персоны, как Хрущёв или Будённый, функционировали помимо всего прочего и как комические персонажи). Буквальное следование идеологии было способно разрушить человека, поскольку предполагало «бесконечность суждений» (ещё один термин гегелевско-лакановской системы), догматизм самоотречения. Идеология, таким образом, и тоталитарная идеология в первую очередь, всегда включали в себя элемент игры, манипуляций, произвольности, содержали в себе имманентно присутствующую гедонистическую составляющую.

Литература.
1. Горных, А. Повествовательная и визуальная форма: критическая историзация по Фредрику Джеймисону [Электронный ресурс] / А.Горных. – Режим доступа: http://www.nsys.by/klinamen/fila13.html.
2. Жижек, С. Возвышенный объект идеологии [Текст] / С. Жижек. – М. : Художественный журнал, 1999. – 238 с.
3. Жижек, С. Глядя вкось. Введение в психоанализ Лакана через массовую культуру. [Электронный ресурс] / С. Жижек. – Режим доступа: http://ihtik.lib.ru/philosbook_22dec2006/philosbook_22dec2006_5712.rar.
4. Лакан, Ж. Семинары. Книга I. [Текст] / Ж. Лакан. – М. : Гнозис, 1998. – 429 с.


Емельянов А. В. Функционирование удовольствия в идеологических системах общества: взгляд С.Жижека/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 96-100.

Hosted by uCoz