Главная страница.

Борис Куприянов ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ МИФЫ СОЦИАЛЬНОЙ ПЕДАГОГИКИ «ОРЛЕНКА»

Думаю, что мы не сильно исказим жизнь взрослых и детей в загородном лагере, если будем утверждать, что одной из сторон этой жизни является – «миф», сотканный из множества легенд, притч, стихотворных текстов, поддерживаемый целой системой символики. Особенно ярко мифологический план коллективной жизнедеятельности проявился во Всероссийском лагере ЦК ВЛКСМ «Орленок», именно здесь в воспитании активно использовались легенды.
Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Эфрона указывает, что в слове «легенда» (от лат. «legenda» – то, что должно читать) отражается некоторый эталон и назидательность – «В обиходе средневекового католичества легендой называлась похвала и житие святого, которые следовало читать в церкви в день, посвященный празднованию памяти этого святого». Авторы словарной статьи указывают на то, что легенда является продуктом длительного историко-культурного процесса доработок, изъятий, художественных обработок, может вбирать элементы (сюжеты, образы) более древних или современных текстов. В большом энциклопедическом словаре обращается внимание на такие черты легенды как поэтический вымысел и одновременно претензии на достоверность: «В фольклоре легенда – вошедший в традицию устный народный рассказ, в основе которого фантастический образ или представление, воспринимающиеся рассказчиком и слушателем как достоверные». В практике воспитания чаще всего внешкольного летнего, легенда представляет собой рассказанную педагогом историю с фантастическим или относительно реальным сюжетом, призванную проиллюстрировать те или иные ценности или нормы. Легенда используется как прием в ходе осуществления такого метода воспитания как убеждение (для решения задач демонстрации идеи, проблематизации слушателей, объяснения собственной оценки тех или иных событий).
Наши собственные размышления, осмысление работ М.Г. Казакинной и А.В. Мудрика позволило сформулировать мысль о том, что коллективная жизнедеятельность практически любого детско-взрослого сообщества включает миф как ценностно-смысловой и знаково-символический план. В «Орленке» этот план казался достаточно целостным, включающим не только легенды, но и песни, стихи, а также визуальные символы – сооружения, памятники, изображения. Что интересно, что многие тексты, возникшие независимо от орлятского писания и предания органично вплелись в знаково-символический план бытия «Орленка». Примером может служить песня «Комсомольская площадь» (Слова Е.Долматовского, музыка Э.Ханка). Действительно, песня написана о площади трех вокзалов – Комсомольской в Москве, а в «Орленке» в лагере «Комсомольский», ассоциируется с Комсомольской площадью – линейкой (ритуальной площадкой). Прощальный контекст песни воспринимается как прощание с «Орленком».
И все же этот план трудно назвать абсолютно целостным. Сегодня представляется несколько пластов:
– внешний формальный (официальный идеологический) – навязанный общественной реальностью и государственной идеологической политикой,
– внешний неформальный – народные и авторские, кавказские и моряцкие, волшебные, сказки, притчи, рассказы (случайно попавшие в жизнедеятельность «Орленка», но оказавшиеся в резонансе с реалиями детско-взрослого сообщества),
– внутренний неформальный (интегральный) – сказочный мир легенд, рожденных в самом «Орленке».
Выделение трех пластов как любая схема достаточно условно и все же основаниями для этого можно считать:
– искусственность генезиса (продукт чьей либо деятельности) – естественность генезиса (продукт стихийного процесса преобразования),
– внешний источник (задание конструкта из-за пределов сообщества) – внутренний источник (возникновение внутри сообщества, порождены самой жизнедеятельности детско-взрослых коллективов).
Каждый из пластов представляет солнышко, где от ценностного ядра отходят пять лучей – пять групп символов:
– словесные (девиз, название, имя),
– предметные (знамя, форма, нагрудный знак),
– действенные (ритуалы),
– музыкальные (мелодии, сигналы),
– изобразительные (рисунки).
Существование орлятской мифологии феноменально. Действительно, в этом достаточно изолированном социуме, носители мифологии сменяются достаточно быстро. И, тем не менее, традиция много лет, воспроизводилась.
Первый назовем условно «официально идеологическим». Сюда можно отнести легенду об орленке. Писатель Леонид Каганов провел достаточно глубокое исследование на эту тему. Автор упоминает мультипликационный (1968 г.) и художественный фильмы (1957 г.), песню (авторы В. Белый, Я.Шведов, 1936 г.) [1], обнаруживает истоки легенды в реальных событиях германской революции 1918 года и гражданской войны в СССР. Писатель убедительно отметает версию о «белогвардейском орленке», однако предполагает более ранние истоки мифа в классике 19 века и событиях русско-японской войны 1904-05 года.
Визуально миф об Орленке выражается главным символом лагеря – изображением мальчика в буденовке, представлена памятником на центральной площади, значками – реликвиями, различными плакатами, эмблемами. Важную роль в «Орленке» 80-х играли соответствующие по контексту истории об Орленке буденовки, их полагалось носить по торжественным случаям вожатым, командирам отрядов и членам совета дружины. Ценностно-смысловое наполнение этого символического ряда может быть обозначено так: верность идеалам, стойкость, романтика борьбы, подвиг. Образ борьбы и войны мог иметь разные варианты – гражданская, Отечественная, испанская, и т.д.
Еще одна идея состоит в том, что ты можешь быть маленьким, слабым, но твой вклад в дело общей победы может оказаться весьма значительным. В унисон истории Орленка звучат история о Гавроше, сказка А.П.Гайдара «Сказка о военной тайне, о Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове», образ Павки Корчагина. Образ Орленка отразился в целом массиве песен о барабанщиках, трубачах, комсоргах (В.П.Крапивин, В.И. Ланцберг, А.Н. Лутошкин, В.Поспелов, Б.Ш.Окуджава). В центре – все тот же сюжет – самопожертвование, война, подвиг маленького по возрасту и не значительного по силам, опыту подростка во имя большого дела – дела ВЗРОСЛЫХ.
Здесь извечное противоречие мира взрослых и мира детей (подростков) разрешалось за счет общего служения великой идее, поведению подростков по примеру взрослых. Тексты песен, цитируемые выше, включают скрытые или прямые призывы: «Не смей!», «Будем!», «Ты прикажи!». Такая своеобразная военизация соединяет разные времена – гражданскую, испанскую, Отечественную войны, сегодняшний день. Требование быть борцами – «Революция продолжается!» наиболее явно отразилось в образном мире Фрунзенской коммуны, да и всей идеологии и практике коммунарского движения.
Еще один поэтический образ – «дорога», как его интерпретировать? Может быть дорога – путь к светлому коммунистическому завтра, а может дорога в завтра – во взрослую жизнь, такая, которая потребует от сегодняшних девчонок и мальчишек мужества и стойкости (взрослости).
В центре внимания процитированных текстов ребенок подающий сигнал – образ ведущего за собой, образ избранного, того, кто может вдохновить, вселить убежденность в сложной ситуации. Отсюда и образ мальчика с факелом (рисунок на книге А.Н. Лутошкина «Как вести за бой?»).
Еще один штрих. В каждом из лагерей доперестроечного «Орленка» были отряды барабанщиков. По-моему их подбирали по росту – все маленькие и шумные.
В этом же ряду есть еще одна легенда «Орленка» – легенда о вожатом Валерке, в лагере имеется Валеркина тропинка и песня «Баллада о Валерке» (Слова В. Татаринова, музыка В. Кикта). История о Валерке повествует о вожатом, который стал летчиком.
« […] И однажды во время ночных полетов, у самолета отказало управление, самолет начал падать. А, как известно, наши полигоны по испытанию военной техники почему-то всегда расположены в черте города. Странно, но факт. Валерка мог, конечно, катапультироваться, но тогда бы самолет упал на спящий город. Валерка начал отводить самолет от города, и когда стало можно покинуть самолет без риска его падения на город, прыгать было уже поздно [...]» (текст Ольги Сохиновой).
Основная фраза «Баллады о Валерке» (слоган) звучит так: «Ты обязан быть героем, если ты Орлёнком стал!».
Подведем итог. Официальная мифология «Орленка» была не только адекватна общей государственной идеологии, была узнаваема по аналогии с мифологемами, транслируемыми СМИ, наружной рекламой (плакаты, лозунги), даже оформлением кондитерских изделий (шоколад «Гвардейский», вафли «Артек»), знаково-символический план жизнедеятельности соответствовал подростковому возрасту как сущностно: максимализм, «души прекрасные порывы», романтизм, так и формам предъявления.
Второй ряд легенд «Орленка» «случайные» представляет собой различные по контексту (народные кавказские, моряцкие, волшебные), сказки, притчи, рассказы, которые возникли в иных сообществах и стали использоваться вожатыми в лагере. Скорее всего, причина живучести возможность использовать их для иллюстрации каких либо воспитательных событий. Легенды о речке Пляхо, о рыбаках, о каменных цветах.
Легенде о трех каменных цветах соответствует и своеобразный ритуал загадывания желаний – нужно взяться за один из каменных цветов закрыть глаза и загадать желание:
– держась за маленький цветок желание для себя,
– за средний по размеру – желание для близких и родных,
– держась за самый большой цветок – желание для всего человечества. В «Орленке» множество мест, где можно загадывать желание. Думается, что это проявление детско-подростковой магии, окультуренной педагогами.
Вообще в «Орленке» как по особому много мест, где согласно легендам можно загадывать желания. В этом, наверное, в полной мере, проявляется еще один секрет притягательности этого лагеря – опора на особенность детского сознания, его мифологичность, которая ярко проявляется в «детской магии».
Третий ряд представляет собой сказочный мир легенд, рожденных в самом «Орленке» и повествующий о людях и событиях, якобы имевших место на территории лагеря: легенды о доме вожатых, о ступеньке с надписью «Я тебя люблю», о синем крабе.
Легенда о синем крабе повествует о простой орлятской истории взаимоотношений мальчика и сверстников из его отряда, ссора, осознание собственного одиночества, уход юноши на берег моря, сказочный сон, встреча с ребятами из отряда, которые искали своего товарища, беспокоились и очень обрадовались найдя его на берегу. Про синего краба сложена одноименная песня (авторы В. Крапивин и Ю.Устинов) песня о чуде, о душе, о миге подлинного существования. История синего краба нашла отражение и в детской магии – в «Орленке» существовало поверье, что если найти на территории лагеря «Солнечный» восемь изображений синего краба, то исполниться самое заветное желание. Налицо мифологический комплекс: легенда – песня – магический квест.
Во всех этих легендах прочитываются подростковые и юношеские темы: первая любовь, одиночество, дружба. Тема юношеской любви, любви неразделенной, романтической и робкой нашла отражение в легендах об одинокой сосне и ступеньке на звездной лестнице с надписью «Я тебя люблю!». Существует созвучная по контексту песня «Про октябренка Алешку» (автор В.П. Крапивин). Там Алешка «полюбил из второго отряда девчонку», тайно дарил ей цветы, «девчонка не узнала, что была для него всех дороже и еще две недели вздыхала об отрядном вожатом Сереже». Ярко срезонировала с символикой орлятской жизни гриновская поэзия «Алых парусов», особенно после песен В.И. Ланцберга. Действительно юноши и девушки оказывались в столь романтическом месте, и ожидание алых парусов на горизонте становилось совершенно естественным. Не может не вызывать симпатии такая красивая детская влюбленность, платоническая, без претензии на взаимность, глубоко интимно-личная.
Еще одна тема – расставание, символикой прощания означены в «Орленке» ряд мест, с которыми также связаны легенды – «Площадь слез», «Лестница, ведущая в никуда»:
«[…] Здесь можно увидеть и вожатых [...] Приходят они сюда обычно в дни разъезда, когда ребята, с которыми пройдено много дорог, пережито много дней, разъезжаются по домам. На этой лестнице можно успокоиться, найти в себе новые силы для следующих смен, понять и осознать свою роль в этом мире […] ». (текст Владимира Атясова).
Расставание с лагерем, друзьями, перерастает в экзистенциальную тему понимания жизни как череды «встреч и расставаний», неповторимости каждого мига, уникальности каждой встречи.
Вообще символический строй «Орленка» включает поэтические образы, издавна наделяемые человечеством экзистенциальными значениями:
– «Море» – красота бескрайнего простора, преодоление беспощадной стихии, бескорыстная дружба мореходов, мужество моряков,
– «Небо» – высокий полет, взлет к вершинам, преодоление земного притяжения,
– «Звезды» – далекая романтическая мечта, устремленность к достижениям, вера в свое предназначение, всеобщее признание,
– «Костер» – привал в трудном походе, круг друзей, откровенный разговор в конце дня, песня под гитару.
В ситуации полного табуирования любых проявлений религиозности в пионерско-комсомольском лагере, жизнедеятельность была наполнена настоящей духовностью. Причем, значимость духовного всегда особо подчеркивалась – «горнее важнее профанного».
Наверное, этим объясняется то, что песни и легенды, придуманные для конкретного лагеря широко разошлись и не только по лагерям актива, а туристическим клубам, общественным организациям, студенческим педагогическим и строительным отрядам.
Осмысление знаково-символического плана жизнедеятельности детско-взрослого сообщества ВДЦ «Орленок» позволяет зафиксировать, что педагогическая успешность использования знаков и символов обеспечивается валентностью содержания и формы при амбивалентности способов их предъявления [2].
За этими страшными словами скрывается не такая уж и сложная формула. Формула, основанная на идеях известного психолога Курта Левина. Начиная с диссертационной работы нашего аспиранта С.Н. Смирнова, под валентностью в педагогике мы стали понимать «силу притяжения, степень побудительной силы педагогического воздействия, способность символа образовывать смысловые и ассоциативные связи [...] степень воздействия средства, приема, силу ответной реакции воспитанника» [2]. Применительно к жизнедеятельности детско-взрослого сообщества «Орленка» валентность определяет то, насколько символы вызвали соответствующие эмоции, переживания, способствовали формированию представлений и образов. Обратной стороной валентности является отторжение учащимся значений и формы символики. Следовательно, валентность символики обеспечивается:
– непротиворечивостью значения символа ранее усвоенным смыслам;
– адекватностью ожиданиям;
– информированием (смысловым воздействием);
– заражением (эмоциональным воздействием).
Пример взрослого, отношение группы к происходящему оказывают эмоциональное воздействие на воспитанника. Валентность формы символа связана с эстетичностью внешнего вида, соблюдением удобства в использовании символики, а также соблюдением законов геральдики, фалеристики, униформологических и вексиллологических правил.
Понятие «амбивалетность» наиболее весомо прозвучал не так давно из уст замечательного человека, учительницы многих известных отечественных исследователей – Людмилы Ивановны Новиковой. Если немного упростить понимание слова «амбивалентность, можно сказать, что еще в марксистской философии нам встречалось «единство и борьба противоположностей». С долей упрощения можно сказать, что это одно и тоже. Амбивалетность – не что иное как механизм взаимного изменения, взаимодополнения и взаимопроникновения исключающих друг друга полюсов дуальной оппозиции и реализуется в отрицании, сочетании и взаимопереходе в воспитательном процессе:
– событийности и повседневности,
– непрерывности и дискретности,
– коллективности и личности,
– внешней и внутренней сторон,
– организованно и стихийно,
– социальности и индивидуальности [2; 3].
Если попытаться расколдовать слово «амбивалетность», то получаться несколько утверждений. Прежде всего, значения символов могут объясняться вожатым подросткам прямо и организованно – когда объявляется, что «Мы сегодня узнаем [...] », а те самые объяснения могут быть изложены на стендах, в брошюрах, плакатах и встреча с этой информацией происходит стихийно, опосредованно. Кроме того, воспитанник может стать свидетелем того или иного ритуала или использования символа и сам обратиться за разъяснением к педагогу.
Символы в лагерной жизни присутствуют в индивидуальной и общественной форме. Индивидуальное использование воспитанником символики приводит к эмоциональному присвоению символа, когда последний становится индивидуальным, индивидуализированным. В то же время имеется немало символов, которые используются только совместно, существуют только благодаря общности – например, орлятский круг.
Часть символов орлята и вожатые видят повседневно-практически непрерывно, они становятся будничными, атрибутом каждого дня. В то же время есть атрибуты, которые предъявляются дискретно – только в самые важные особые дни. В эти дни ситуации всеобщей публичности происходят ритуалы. Кроме того, объективно имеются единичные события, те которые могут произойти один раз – вручение лагерю награды, знамени и т.п. Участники этих событий вполне конкретные люди и все, кто будет принадлежать к этой воспитывающей общности, могут лишь обращаться к памяти очевидцев.
Нет возращения к советскому варианту воспитания в детских загородных центрах не возможно. И это не хорошо, и не плохо. Просто не возможно. Возможно, понимая глубину и потенциальную силу воздейственности символики проектировать и конструировать пласты мифологии современного воспитания. Думаю, что у этого призыва найдутся противники. Я даже слышу их возражения. В использовании символики много несвободы, навязывания значений, идей и отношений. И хотя никто не думает о панацейности любого средства, в том числе и символики, свободы выбора маловато.
Что я могу им ответить? Думаю, что такая или сякая мифология все равно возникнет. Не хотелось бы, чтобы, пустив на самотек означивание воспитательных пространств, мы ужаснулись тому, что увидели.

Литература.
1. Каганов, Л. Как немец Фриц и еврей Зямка стали велосипедом [Электронный ресурс] / Л.Каганов. – Режим доступа: http://lleo.aha.ru/dnevnik/2007/07/05.html.
2. Смирнов, С. Н. Педагогические условия использования символики в воспитании патриотических чувств учащихся кадетского корпуса: дисс. ... канд. пед. наук [Текст] / С.Н. Смирнов. – Кострома : Костром. гос. ун-т им. Н.А. Некрасова. 2002. – 183 с.
3. Подобин, А.Е. Вариативно – ситуационный подход к формированию профессионально-педагогической направленности личности будущего учителя во внеаудиторной деятельности: дисс. … канд. пед. наук [Текст] / А.Е. Подобин. – Кострома, 1999. – 233 с.

Куприянов Б. В. Экзистенциальные мифы социальной педагогики «Орленка»/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 161-167.