Главная страница.

Сергей Маленко ГЕОМЕТРИЧЕСКИЕ РИТУАЛЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ КАК МОДЕЛИ РАЗЛОЖЕНИЯ АРХЕТИПИЧЕСКОГО ОПЫТА СОЗНАНИЯ

История цивилизации позволила определить монументальные сооружения в качестве одного из ее структурных отличий по отношению к окружающей природе. Грандиозные постройки древности и архитектурные новшества современной эпохи позволяют увидеть подлинные достижения цивилизованного человечества. Бросающийся в глаза размах геометрического разложения естественной метрики пространства представлен не только в разнообразных примерах культово-кратических сооружений, но и особенно на уровне обыденного пребывания социальных низов, повседневность которых была организована еще более геометрично, нежели у «верхов». И это не удивительно, поскольку именно социальные «низы» были ответственны за обработку земли и выращивание урожая. А появление геометрии как определенной отрасли знаний характеризует оформившуюся тенденцию к размежеванию природного и социального пространства. Более того, эта наука фиксировала властные претензии на социализацию природных стихий и предложила наиболее эффективные способы межевания и институализации пространства цивилизационной экспансии.
Каким образом можно было наиболее просто разграничить природу от того, что хотел создать человек? Именно геометрии мы должны быть обязаны тем, что она предложила один из самых примитивных, но зато один из самых экономичных способов расслоения пространства. Если мы поставим рядом любой предмет природы и созданную человеком конструкцию, можно обнаружить принципиальное отличие манеры их «исполнения». Человеческие предметы отличаются простотой контуров и схематичной эскизностью образа, а иногда и его полным отсутствием, которое заменяется конфигурированием эквивалентов природных форм, вписанных в простейшие геометрические фигуры. Кроме этого, создаваемые по жестким правилам предметы, должны всегда иметь сбалансированные, симметричные тела, обеспечивающие их устойчивость в противостоящем хаосе природы. Поэтому любое разрушение силами природы построенных человеком сооружений, бессознательно интерпретируется властью исключительно как вызов, брошенный окружающей средой, всей персонифицированной в них социальности, и не приводит к концентрации внимания человечества на принципиальном технологическом и функциональном несовершенстве всей социальной системы в целом.
Уже неживые объекты природы, не говоря уже о живых организмах, демонстрируют изначальную несобирательность и функциональную неповторимость. Более того, органичность природы как раз и выражается в постоянном изменении размеров, форм и контуров, которое для социальных конструкций, наоборот, признается вопиющим признаком несовершенства. Подвижность натуры выражается и в том, что момент фиксации ее различных состояний, наше социализированное мышление отмечает для себя лишь промежуточные точки наблюдаемых процессов. И если для социальных предметов эти точки всегда представлены указанной выше симметричностью, то природные явления столь же упорно демонстрируют свою асимметрию как выражение примордиальной незавершенности любого естественного процесса.
Поэтому геометрия, а в последствии и механика становятся главными способами и моделями расчленения, укрощения, адаптации и социализации природной среды, тщетно пытающимися воспроизвести природное совершенство. Время от времени приходит понимание абсурдности этих попыток, поскольку методы, которыми оно воссоздается, прямо противоположны принципам развития естественных процессов. В таком случае, формирующийся комплекс неполноценности, тщательно размазанный на все доступное социальное пространство, выражается не в попытках признать свои ошибки и исправить их, а в стремлении всячески представить полученные результаты как неоспоримые достижения цивилизации, наконец-то освободившейся от хаоса естественного разнообразия и природной стихийности.
Как мы уже отмечали, геометрическая среда повседневности обывателя в корне отличается от пространства, в котором протекает жизнь элиты. Причем показательно, что степень имитационности в этих сферах также оказывается разной. Архитектурное обустройство жизни элиты, так или иначе, было нацелено на стремление поломать примитивную геометрию земельных наделов, которые ей принадлежали. Кубическое пространство дворца или храма изыскано украшается элементами, декорирующими изначальную угловатость социальных представлений о метрике отвоеванного у природы пространства. Появление элементов декора, пытающихся в дереве, камне, кости, ткани и металле воспроизвести те или иные природные формы, свидетельствует о бессознательном признании слабости и скудости тех способов моделирования социального пространства, которыми изначально позиционировала себя цивилизация. Может быть именно поэтому, украшения да и само украшательство всегда были достаточно дорогими способами эстетизации фундаментальной геометричности социальных представлений об организации среды обитания. Именно потому, испокон веков ювелирные украшения, обладание которыми демонстрировало высокий социальный статус их владельца и всегда сопровождало жизнь элиты, были попытками знакового воспроизведения нескрываемого восторга человека от буйства жизни, ее красок и форм.
И если жилье элиты еще прикрывалось декором, скрывая примитивность пространства цивилизации, то трущобы простых обывателей были лишены необходимости скрывать изначально присущий им низкий социальный статус, одним из синонимов которого выступает выражение «голые стены». Социальные «низы», уже в силу своей производственной занятости, непосредственно воспроизводят цивилизационные принципы разрушения сознания и имагинативных способов его развития. Четыре стены, пол и потолок – это и есть та цивилизованная «среда», которую заслуживает посредственный обыватель-продуцент, и, что бы он ни делал вкупе с такими же посредственностями, ему не ни при жизни, ни после смерти не уйти от прямоугольного параллелепипеда как главной цивилизационной формы геометрического обезображивания природной среды.
И как бы архитектурно не манифестировал себя цивилизованный человек, как бы стилистически не представлял он результаты своего творчества, фактически он получает либо крепость с башнями и бойницами, либо тюрьму с зарешеченными окнами, либо офис с кабинками, размеры которого определяются минимально необходимыми движениями опорно-двигательного аппарата, либо четвертующую его телесную природную сущность квартиру (от латин. «quarta» – четвертая), забитую мебелью, непосредственно копирующей основные геометрические принципы структурирования пространства, либо транспортное средство, представляющее динамическую проекцию любой из вышеперечисленных форм социальной метрики пространства, либо, наконец, гробницу/гроб, завершающие и консервирующие очередной пласт социального опыта по геометрическому оформлению природного пространства.
Так образы сознания, адаптированные в социальную практику, нисходят в блоки, секции и этажи присваиваемого цивилизацией мира, становясь знаками былой природной реальности, которая постепенно оказывается практически полностью представленной этими универсальными социальными фрагментами-идентификаторами отвоеванной и обезображенной среды. Появление же в современном мире многочисленных идентификационных кодов, позиционирующих любые индивидуальные как исключительно товарные отличия, обозначает институализацию механизмов разрушения образа и сознания человека. Поэтому, геометрическое измерение образа превращает его в социальные знаки процедуры препарирования и разложения человеческих впечатлений от мира, оформляющей как промежуточные, так и итоговые (символические) результаты процессов его сознательного освоения.
Геометризированный социальный мир, выстроенный по линейным законам однозначности и предсказуемости, погружает душу человека в пространство типовых предметов-ловушек с их схематичной и предуготованной инфраструктурой-паутиной, из которой ей довольно сложно, а зачастую и просто невозможно выпутаться. Увиденные социальные предметы обыватель бессознательно пытается архетипически дообразовать с помощью своих потенциальных возможностей, чтобы смягчить экзистенциальную травму от созерцания бесконечных углов, неестественных линий и перспектив. Но этим порывам, увы, не суждено сбыться, поскольку социальность создает такую среду пребывания человека, что он ежечасно вынужден заново образовывать разложенные предметно-геометрические конструкции, которые появляются с невиданной для его способа освоения мира частотой.
Кстати говоря, в этом просматривается один из ведущих манипулятивных сценариев, который использует власть для предотвращения развития сознания. Для того чтобы разрушить поток восприятия предметов окружающего мира всегда естественно заканчивающегося появлением самостоятельных индивидуальных убеждений, необходимо предельно интенсифицировать процесс предметной демонстрации, погружая индивида в калейдоскоп новых и старых предметов, отличающихся непривычной для него геометрией контуров. Безусловно, закономерной реакцией индивидов на подобные технологии будет отчуждение от них, проявляющееся, с одной стороны, как внутреннее неприятие, связанное с невозможностью адекватного психосоматического освоения и оборачивающееся пространственно-предметными неврозами с характерными для них симптомами «полисной тошноты». А, с другой, – бесконечно сменяющая друг друга череда геометрических форм провоцирует бессознательное вытеснение конфликтующей с сознанием предметной среды, оборачивающееся стремлением индивида слиться с навязанными ему знаковыми потоками и оформить себя в качестве рядоположенного живым и неживым предметам социального модуля.
В этой связи показательным представляются результаты исследования, полученные западными социологами. Суть эксперимента заключалась в том, что группу детей младшего школьного возраста, никогда не покидавших пределов сельской среды и не имевших опыта экзистенциального наблюдения пространства современного мегаполиса, целенаправленно вывезли в крупный город. Полученные результаты были ошеломляющие: большая часть детей бессознательно погрузилась в состояние, клинически аналогичное эпилептическому припадку. Даже кратковременное созерцание урбанистической геометрии, с присущей ей визуальной агрессией «угла», вызвало расстройство неокрепшей детской психики, не имеющей достаточного опыта деструктивной визуальной социализации. А с другой стороны, выявленные в этом эксперименте закономерности, весьма убедительно демонстрируют искусственный, вторичный, денатурированный характер пространственно-объектного превращения сознания в условиях городской среды, которое, к сожалению, становится необратимым, сопровождаясь захлестнувшими современную цивилизацию неврозами, депрессиями, психическими, соматическими и социальными девиациями.
Именно поэтому можно констатировать, что геометризация восприятия послужила тем ритуалом и тем орудием, с помощью которого был достаточно успешно разрушен архаичный, в этом смысле, мир родового опыта, до сих пор щедро питающий процессы становления и развития сознания. Кроме этого, восприятие человека оказалось лишенным и первозданной природной предметности, которая, испарившись, оставила за собой лишь след бытия как источник будущих знаков цивилизованных объектов.

Маленко С. А. Геометрические ритуалы цивилизации как модели разложения архетипического опыта сознания/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 191-194.