Главная страница.

Лилия Мулляр ОБРАЗЫ-КОНЦЕПТЫ СОЦИАЛЬНОГО ТОПОСА В ФОЛЬКЛОРНО-СКАЗОЧНОМ ИЗМЕРЕНИИ

Социум – человеческая общность, социокультурное пространство, предполагающее взаимообусловленные связи и отношения между индивидами, стабильное и уверенное существование в адекватных условиях.
В сказке образ-концепт «Дом/Свое царство» – ритуальный социум, освоенное, очеловеченное пространств, в котором безопасно, изначально течет размеренная жизнь, все стабильно и «все хорошо»: «В некотором царстве, в некотором государстве жили-были…», «Жили-были старичок со старухою…», «Жила-была в одной деревне маленькая девочка…». Даже если герой сказки социально обездоленный и живется ему сложно, все же он – в своем Доме. Пространство Дома маркируется как «здешний» мир – с одной стороны, как родной, привычный, надежный, защищающий, символизирующий семью, счастье (успех); с другой стороны, как реальное бытие с его несправедливостью и проблематичностью существования, но всегда – как внутреннее пространство Своего царства.
Пространственный локус «Дом» репрезентирует обязательность Своего социального места. Локальная приуроченность может быть выражена крестьянской избой, царским/королевским дворцом, купеческим теремом, «лачугой чуть побольше ящичка для огородной рассады» семьи Чиполлоне, каморкой папы Карло, ореховой скорлупкой Дюймовочки, Солнечным городом коротышек – Своим царством (все это – «обжитое» пространство). Поскольку главная символическая функция Дома – защита от стихии и житейских неурядиц, то локализованность и дискретность Дома усилены его закрытостью-защищенностью: стены и крыша, естественная ограда, ворота и двери, охрана специальными сторожами (тридцать три богатыря, змей, пес, лев, сверчок, старая крыса, ящерка и др.). Важнейшими внутренними локативами Дома являются печь и порог.
Печь – сакральный «узел» внутреннего пространства Дома – кормит, согревает, освещает, объединяет – это символ силы, энергии, достатка, благополучия (успеха), жизни рода/семьи. С печью связан и образ Домового в фольклоре – хранителя очага, доброго внутреннего духа Дома-социума. У восточных славян это крохотный старичок, в европейском фольклоре домашнего духа ростом с ребенка в лохмотьях называют Брауни.
Порог – это топологическая граница между относительной безопасностью и опасным, место перехода и, одновременно, социальная нормативность, регуляция ответственности за помысел и поступок: «Во всех случаях порог выступает как граница между двумя мирами. В основе лежат специфические представления о «добром» и «злом» пространстве. Порог выступает в качестве определенной промежуточной полосы, где могут быть и положительные, и отрицательные силы» [1, С. 47]. Дверь – это регламентированный вход-выход, пространственный рубеж: когда она закрыта, в Дом не проникнут инфернальные силы из внешнего мира. За порогом Дома прекращается контроль и защита социальных сил – рода/семьи – и начинается зона индивидуального поведения и ответственности.
Стоит специально отметить описанный В. Проппом ритуальный комплекс – «Мужской дом» как особый социальный институт родового общества, связанный с охотой и тотемистическим культом [2, С. 123-134]. Здесь хранились реликвии рода, происходили церемонии-ритуалы. Юноши с момента половой зрелости и до вступления в брак из семьи родителей переходили в большой специальный дом, где жили коммунами. Педагогическое воздействие взрослых мужчин на юношей должно было способствовать эффективной гендерной социализации: в юноше-неофите взрослые мужчины развивали оппозицию к незрелой детской жизни. Сказка сохранила модель социального института «Мужской дом»: герой/героиня, отправившись из родного Дома в путь, в лесу видит перед собой особого рода постройку – просто «дом» (большой, огражденный, охраняемый). Иногда такой дом подразумевается, будучи визуально не актуализирован. В доме, как правило, живут братья-богатыри или братья-разбойники (мужское братство-коммуна). Примером такого социально-ритуального института может служить Дом семи богатырей и морская пучина тридцати трех богатырей из «Сказки о мертвой царевне и о семи богатырях» и «Сказки о царе Салтане» А. С. Пушкина.
Сюжет сказки, как правило, в качестве стартовой проблемы содержит какую-либо недостачу – упадок в Своем царстве: «волшебная сказка начинается с ущерба или вреда» [2, С. 187]. Чтобы устранить недостачу герой/героиня отправляется из локализованного пространства Дома в открытое протяженное пространство – Путь.
Образ-концепт «Путь/Дорога» предполагает социальную мобильность, активность, изменение социальной позиции, своего места в социуме. Путь/Дорога – это открытое делокализованное пространство. Оно никому не принадлежит, не имеет хозяев, предоставляет неограниченную свободу перемещения/действия. Путь персонифицирован делокализованными персонажами, чьим местом обитания является Дорога: бродяги, попутчики, проводники, нищие, калики перехожие, мудрые старцы, гномы, которые способны преодолевать границы сказочного пространства, являются репрезентантами, трансляторами и трансактантами социального знания и опыта.
Сказочный Путь – семантически значимый процесс движения, – факт мобильности вообще; прохождение Пути всегда связано с перемещением в пространстве, преодолением трудностей и приобретением опыта/мудрости. Сказочная Дорога – конкретная траектория не только пространственного перемещения, но и социального передвижения/действия героя; в сказочной картине мира Дорога – одна из наиболее насыщенных в семантическом плане семиологем: семантическое поле образа-концепта Дороги в сказке обширно и многомерно, но один из важнейших смысловых аспектов – понимание Дороги как «промежуточного», «межевого» топоса между «своим» и «чужим» мирами.
Дорога начинается отлучкой из Дома, в ней воплощено побуждение сознания к преодолению страха перед риском нового, перед изменчивостью жизни. Состояние Дороги – отказ от привычного образа жизни, испытание, ритуальное постижение социальности – «ритуал перехода» из одного социального статуса в другой, обретение доступа к новому социальному положению (зрелости). С Дорогой связаны особые «маркеры»: перекресток (священный камень с альтернативами судьбы) как граница пространств и состояний, за которой происходит утрата прежних качеств и приобретение новых, позволяющих продолжить и завершить Путь; мост/переправа (на лодке, на коне, на птице, по дереву) как «модус перехода» из царства живых в царство мертвых.
Герой покидает Дом и начинает социальное движение/действие по нескольким причинам: выгоняет вредитель («И придумала мачеха падчерицу со двора согнать…» («Морозко»), «Утки клевали его, куры щипали…» («Гадкий утенок» Андерсена)); герой отправляется что-то искать («Огня нет, надо сбегать за огнем к Бабе-Яге…» («Василиса Прекрасная»), «Пойдем Данило-мастер в мой сад …» («Каменный цветок» Бажова)); герой нарушает запрет покидать дом («Гуси-лебеди»). Дорога становится не просто переменой места в пространстве, а средством социально значимого преодоления недостачи в Своем царстве – Доме-социуме.
Действия/перемещения героя по сказочному пространству, составляющие ось сказочного повествования, могут осуществляться по воздуху (полет), по воде, по земле. Его могут вести волшебные помощники: волшебный предмет (клубочек, печь, сапоги-скороходы, сани, ковер-самолет, воздушный шар), волшебное животное (конек-горбунок, серый волк, орел, олень, собака): «Переправа в иное царство – подчеркнутый, яркий момент пространственного передвижения героя, путем превращения в животное или перенесения помощником» [2, С. 97].
Длительность, утомительность и сложность Пути выражает безграничность пространства и может быть обозначена специальными формулами («Долго он шел не пивши, не евши…» («Марья Моревна»); «Долго ли, коротко ли, заехал он в темный лес…» («Иван-царевич и Белый Полянин»)), авторскими эпитетами («Ах, как болели ее бедные, усталые ножки!» («Снежная королева» Андерсена); «Девочка брела голодная и продрогшая и так измучилась, бедняжка!» («Девочка со спичками» Андерсена)).
Пройти, преодолеть пространство-Путь и достигнуть определенной точки, где посюсторонний (реальный социальный) и потусторонний (чудесный социальный) мир сходятся – промежуточная сказочная цель. Конечная цель связана с осуществлением нового социального действия, которое обеспечит собственное социальное перерождение (мобильность), трансформацию и обладание всем мыслимым социальным благополучием. Ее достижение невозможно без проникновения в трансцендентное пространство – «Иное царство».
Образ-концепт «Иное царство» – одна из важнейших категорий социальной семиологии, смысловое ядро которой включает образец совершенного, возвышенного и благого, эталонного пространства социальности.
Сказки сотканы из бессознательных мечтаний и стремлений в воображаемое царство социально-возможного чуда, где формируется целостная модель перманентного компромисса между Бытием (реальным социумом/Своим царством) и Ино-бытием (идеальным социумом/Иным царством). В сказочном нарративе размещено представление об «Ином царстве» как социальном идеале посредством отстранения от реального социального бытия с одновременным проникновениием в него; посредством противопоставления реальной действительности (с ее социальной несправедливостью) и идеальной действительности: «Иное царство» – идеализированное воспоминание о примитивной демократии рода, модель желаемого будущего, в основе которой лежит внерациональное осмысление отношения человека к реальному социальному миру и социальная мечта о справедливом устройстве социума [3, С. 56]. Смысловое зерно этого процесса – осуществление социальных желаний. Оно и происходит в сказочном пространстве «Иного царства». Волшебство, случающееся в «Ином царстве», фокусирует сознание человека не на действительных, но на идеально-желаемых измерениях социальной реальности: «Человек переносит в иное царство не только свое социальное устройство, он переносит туда свои интересы и идеалы» [2, С. 69].
Сказка содержит совершенно определённую образно-концептуальную традицию: пространство «Иное царство» выражает примитивную социальность как всеобщий народный общественно-экономический идеал социальной справедливости, социальных отношений равенства и достатка/богатства, связанный с вековой мечтой об изобилии, безбедности, «справной» (успешной) жизни. Поэтому – вечное «искание «нового царства и лучшего места», постоянное стремление куда-то «за тридевять земель», где распределение будет построено на принципе «каждому по его потребностям», где стоит «бык печеный» и можно наесться и напиться» [4, С. 43]. Сказка демонстрирует социальные идеалы и чаяния – «Иного царства» и «иного места» ищут все неудовлетворенные жизнью» [5, С.102].
Локус «Иное царство» в фольклорных/фольклористических сказках характеризуется рядом особенностей. В частности, «Иное царство» отделено от Дома/Своего царства лесом, морем-океаном, огненной рекой, горами; может находиться на острове, под водой. «Иное царство» населено стереотипными персонажами: волшебница (Баба-Яга, госпожа Холле), волшебник (Морозко, Кощей Бессмертный, Бармолей, Людоед), хозяин/хозяйка (Морской царь, Хозяйка медной горы, Змей Горыныч). В «Ином царстве» текут «молочные реки в кисельных берегах»; прекрасная природа, в которой живет община волшебных животных; великолепные сады, в которых вызревают удивительные плоды («молодильные яблоки»). Пропп подчеркивает особенную семантику золотого цвета в «Ином царстве»: «Предметы, которые надо достать в этом царстве, всегда золотые» [2, С. 123], связывая ее с огненностью, солнечностью, теплом, изобилием, безбедностью. Ранее Е. Трубецкой уже отмечал, что социальное самосознание выстраивает представление об «Ином царстве» с точки зрения отрицания реального бытия, в котором все несправедливо, холодно, голодно, серо, мрачно: «Искомое «Иное царство» есть в общем идеал сытого довольства, страна с молочными реками и кисельными берегами» [5, С. 99].
Если в фольклорной/фольклористической сказке «Иное царство» выраженно трансцендентно и расположено за пределами Своего царства, то в авторской сказке «Иное царство» – в пределах Своего царства и может находиться за холстом в каморке папы Карло («Золотой ключик» А. Толстого), за печной трубой на крыше («Малыш и Карлсон» Линдгрен), в снегах и во льдах Севера («Снежная королева» Андерсена), в большом яблоневом саду («Гадкий утенок» Андерсена) [6, С. 78-101].
Жажда воображения сделать жизнь-идеал как можно более поразительной и яркой с помощью грандиозных или чудесных качеств действует в сказке в виде поэтической фикции – «мнимой ситуации», которая, с одной стороны, – суть реализация креативного потенциала общественного сознания, с другой стороны – перманентная практика порождения новой социальной «реальности» – особого топоса «Иного царства» за рамками повседневности; экстазис из вещного, видимого мира в пространство социальных грез и ассоциаций. Образ-концепт «Иное царство» воплощает социальные грезы социального самосознания об идеально устроенной социальной действительности, в которой нет и не может быть социальной обездоленности.
Таким образом, сказка создает из образно-концептуальных констант цельное сказочное пространство, определяющее направление и характер действий/развития человека/социума, защищающее от мира реального и одновременно позволяющее его постигать путем вхождения в «мнимую ситуацию»: «Только создав себе более удобный, нежели реальный мир, в виде вполне определенной целостной его картины, человек может с комфортом расположиться в нем» [5, С.126]. В связи с этим считаем, что исследования сказочной картины мира как особого образно-концептуального топоса позволяет эксплицировать пространственно-ментальные составляющие и определенную настроенность на социальное действие.

Литература.
1. Бахтин, М М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М. М. Бахтин. – М., 1986.
2. Пропп, В. Я. Исторические корни волшебной сказки [Текст] / В. Я. Пропп. – М., 2000.
3. Мелетинский, Е. М. Герой волшебной сказки [Текст] / Е. М. Мелетинский. – М., 2005.
4. Вышеславцев, Б. П. Русский национальный характер [Текст] / Б.П. Вышеславцев // Вопросы философии. – 1995. – №6. – С. 24-35.
5. Трубецкой, Е. Н. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке [Текст] / Е. Н. Трубецкой // Литературная учеба. – 1990. – №2. – С. 93-129.
6. Мулляр, Л. А. Философско-антропологические конфигурации сказочной «премудрости» [Текст] / Л. А. Мулляр. – СПб., 2007.

Мулляр Л. А. Образы-концепты социального топоса в фольклорно-сказочном измерении/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 221-225.