Главная страница.

Наталья Саврас ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННАЯ СТРУКТУРА В ДЕТСКОЙ СОВЕТСКОЙ КИНОСКАЗКЕ

Современное российское общество всё чаще обращается к своему советскому прошлому: быт, культура, и даже время и пространство в рамках социалистического эксперимента сильно отличались от современных реалий и вместе с тем во многом их определили. Тоталитарные государства – последний рывок консерватизма на пороге массового общества. Там пытались создать чёткую систему ценностей для человека, который являлся «одним из», здесь такая система формируется сама – принципы ритуализации сознания остаются.
Моя научная работа посвящена детской киносказке – жанру, вымершему на долгие годы на постсоветском пространстве, самые яркие плоды которого принадлежат как раз к советской эпохе. В этой статье я попыталась осознать такой аспект исследуемого материала, как пространственно-временная структура – хронотоп, который задаёт специфику всего повествования.
Советское культурно-идеологическое пространство традиционно в научной литературе считается пространством мифологическим, ритуализированным. Существуют, например, такие исследования, как книга Катерины Кларк «Советский роман: история как ритуал», статья Эдельман «Легенды и мифы Советского союза» и т.д., в которых советская культура, произведения соцреалима приводятся в соответствии с мифологическими, сказочными канонами. Проблема времени – особый аспект любого ритуализированного повествования. Так, по мнению Элиаде, основной функцией ритуала является устранение течения конкретно-исторического ("профанного") времени и замена его временем традиции ("сакральным временем"). Таким образом, любое ритуализированное повествование подразумевает наличие особой временной, а значит и временно-пространственной (т.к. «Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем» [1]) организации. Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, вслед за Бахтиным назовём хронотопом. Хронотоп – то, что определяет и формирует жанр и жанровую принадлежность. Целью моего научного исследования является выявление особого жанра детской советской киносказки, поэтому я не могу пройти мимо такого аспекта как временно-пространственная характеристика исследуемого текста.
Детские фильмы-сказки, снятые в советский период, можно разделить на несколько групп, в зависимости от сюжетной основы и года выпуска: фильмы-сказки, на основе фольклорного сюжета, специальные советские киносказки (то есть сказки, написанные советскими авторами), сказки по мотивам классических зарубежных сказок (переинтерпретированные советскими авторами). В этой статье рассматриваются специальные советские киносказки, и именно их я маркирую как «Детские советские киносказки». Именно эти тексты я считаю наиболее специфичными. Используя такую маркировку, можно выделить 2 основных компоненты исследуемого материала, синтез которых приводит к формированию особого жанра. Эти компоненты – сказка (возьмём сказку как она есть в её традиционной форме) и советский роман.
Феномен сказки, как известно, исторически близок и логически восходит мифологическому повествованию. Такое повествование не знает прошлого, настоящего и будущего в обыденном смысле. Следуя логике Бахтина, можно утверждать, что «Сила и доказательность реальности, действительности (в мифе) принадлежит только настоящему и прошлому — «есть» и «было» », причём эти настоящее и прошлое обладают совершенно материальной, телесной природой. Будущее же «обладает реальностью иного рода». «Образы этого будущего неизбежно локализовались в прошлом или переносились в тридевятое царство, за моря-океаны» – т.е., несмотря на свою «эфемерность», они, как и настоящее и прошлое, прибывали в рамках материального, видимого мира, «образы эти не изымались из времени как такового, не отрывались от реальной и материальной здешней действительности» [1]. Таким образом, мифологический хронотоп «растянут» не по оси времени, как случается в обыденным повествовании, а по оси пространства: прошлое, настоящее, будущее находятся в рамках пространственной досягаемости, а не временной детерминированной последовательности.
Такой мифологический хронотоп характерен, как было сказано выше, и для сказочного повествования. Этот тезис можно подтвердить, опираясь на работы Проппа по структуре волшебной сказки. Пространство, в котором происходит сказочное действие, разделяется Проппом на два подпространства: Этот мир и Иное царство. Такое строение сказочного пространства связано с ритуалом инициации и представлениями о загробном мире: акт взросления, вступления в равные права со всеми членами традиционной общины происходит через умирание (попадание в мир мёртвых) и последующее новое рождение – отображение этого ритуала и есть главная задача сказочного повествования.
Загробный мир – это и прошлое (в обыденном понимании), так как в нём обитают предки героя и все умершие персонажи, и своеобразное будущее, потому что Иное царство всегда отображает «лучший мир», мир изобилия и сбывшихся мечтаний. Таким образом, и прошлое, и будущее «локализуются» на одном пространстве Того света, а герой – реальный, живой персонаж – связывает это пространство с Этим миром, с настоящим. Причём, социальный строй прошлого и будущего аналогичен тому строю, который репрезентуется и настоящим.
Стоит заметить одну особенность «будущего» времени в сказочном повествовании – согласно Бахтину, это будущее «эфемерно», оно «не однородно с настоящим и прошлым, и каким бы длительным оно ни мыслилось, оно лишено содержательной конкретности, оно пустовато и разрежено, так как все положительное, идеальное, должное, желанное путем инверсии относится в прошлое или частично в настоящее, ибо этим путем все это становится более весомым, реальным и доказательным». Таким образом, роль будущего в сказке не велика, будущее неизменно связано с прошлым и именно прошлое обладает ценностной характеристикой.
Советское идеологическое повествование, признанное повествованием ритуализированным [2, С. 18], имеет свою пространственно-временную структуру. В соответствии с марксистско-ленинскими канонами, всё, что исторически было до прихода советской власти, маркируется как плохое, «неподлинное», и обращение к темам прошлого в литературе максимально табуируются. Исторический вектор направляется в сторону «светлого будущего коммунизма».
Как и пространство традиционной сказки, пространство советского повествования можно разделить на две части: Этот мир строящегося коммунизма и Иное царство капитализма. Герой, чтобы вступить на путь сознательности (аналогичный с традиционной половозрелостью), как и в сказке, преодолевает препятствия, связанные с Иным царством, с той особенностью, что герою не обязательно физически преодолевать границу, разделяющую Этот мир и Тот – ростки капитализма, предательства могут подстерегать героя и на территории родного Союза.
Несмотря на внешнее сходство и занимаемое в повествовании место, сущностно советское Иное царство отличается от Того света традиционной сказки тем, что советское Тридесятое царство – западный мир – не может выступать в качестве «лучшего мира», в нём могут отражаться только ошибки и поражения, потому что будущее советского человека – Коммунистическое общество всеобщего благоденствия, а все «отцы» и герои Советского государства «живее всех живых» и их невозможно найти ни в каком «загробном» царстве.
Таким образом, хронотоп советского романа похож на сказочный хронотоп: пространство разделено на два подпространства, а время однонаправлено. Главное различие рассмотренных хронотопов заключается в том, что в сказке нет будущего и все ценности локализованы в прошлом (В Ином царстве), в то время как советское повествование не имеет прошлого и находится в постоянном стремлении к «светлому будущему», в котором и сосредоточены ценности советского государства ( в пространстве Этого мира).
Каков же хронотоп детских советских сказок, и можно ли вообще говорить о каком-то отдельном жанре детской советской сказки? Предмет моего исследования – детские советские киносказки, и в качестве конкретного иллюстративного материала я рассматриваю два фильма, вышедшие в 1964 году: «Королевство Кривых Зеркал» режиссёра Александра Роу и «Сказка о потерянном времени» режиссёра Александра Птушко. Оба фильма имеют литературную основу: одноимённые сказки Губарева и Шварца.
И в той, и в другой сказке можно обнаружить чёткое разделение пространства на два подпространства: советский мир и Зазеркалье, советский мир и Волшебный лес. Королевство кривых зеркал и Дремучий лес – типичный сказочный Тот свет: попасть туда можно только преодолев «пограничный пост» и никак и иначе (пройти сквозь зеркало, пройти сквозь дерево [3, С. 153]). Но это Иное царство совсем не походит на место всеобщего благоденствия!
Королевство кривых зеркал являет собой гиперболизированную метафору всевозможных дурных качеств людей – жестокость, глупость, мелочность, трусость. Оно иерархично, во главе государства стоит глупый король. Это государство эксплуататоров и эксплуатируемых, а, судя по антуражу, несложно провести аналогии с европейским средневековьем. Таким образом, мы видим социальный строй, при котором отсутствует что-либо хоть сколько-нибудь положительное. Именно в таких красках советская пропаганда рисовала мир «загнивающего капитализма».
Иное царство в «Сказке о потерянном времени» – территория злых волшебников. Эти волшебники не похожи на волшебников из традиционных сказок: на них одеты пиджаки и платья 30-х годов, они говорят о том, чтобы «строчить доносы», и, таким образом, отсылают к более раннему историческому времени, чем то, о котором идёт повествование. Волшебники ассоциируются с настоящими «вредителями» – теми, кого подразумевали под этим словом в официальной советской пропаганде.
Таким образом, легко заметить, что в рассматриваемых текстах Тот свет – место отталкивающее, не внушающее ни малейшей симпатии. Судя по замечаниям героев (например, разговор Оли и короля Йагупопа о математике), это Иное царство находится на гораздо более ранней ступени развития, чем мир, из которого они пришли – советское государство.
В конце сказки, избавившись от собственной стихийности [2, С. 142], герои разрушают и Тот мир: Королевство кривых зеркал избавлено от эксплуататоров (они превратились в животных, которыми по сути и являлись), злые волшебники погибают. Таким образом, пространство теряет своё «расширение» и остаётся в рамках советскости.
На основании проведённых сравнений, можно попытаться воссоздать структуру хронотопа советской сказки. По форме повествование очень похоже на традиционную сказку – 2 подпространства, одно из которых служит для испытания героя на пути его становления полноправным членом общества, присутствие ценностной компоненты в содержании. Но, в отличии от традиционной сказки, в советской сказке Иное царство обладает не ценностными, а антиценностными характеристиками. Тот Свет советской сказки – кладбище старых социальных систем, прошлого, которого никогда не существовало (сейчас мы можем говорить, что картины советского Иного царства аналогичны предшествующим историческим этапам, но удивление советских детей-героев сказок, которое возникает при столкновении с Тем миром аннулирует существенность этого прошлого). Все ценности, весь багаж того, «как надо» перенесён в советское настоящее – оно же будущее, потому что дети-герои живут в «самой лучшей» стране, в стране воплотившихся мечтаний.
Таки образом, в детской советской киносказке происходит инверсия хронотопа традиционной сказки: ценностные акценты смещаются, временной вектор меняется на противоположный, пространство стремиться к единообразию.

Литература.
1. Бахтин, М.М., Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике. Глава IV. Проблема исторической инверсии и фольклорного хронотопа [Электронный ресурс] / М.М. Бахтин. – Режим доступа: http://yanko.lib.ru/books/cultur/bahtin-hronotop.htm#_Toc60000940.
2. Кларк, К., Советский роман: история как ритуал [Текст] / К.Кларк. – Екатеринбург : «Издательство уральского университета», 2002.
3. Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки [Текст] / В.Я. Пропп. – М. : «Лабиринт», 1998.

Саврас Н. В. Пространственно-временная структура в детской советской киносказке/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 293-296.