В начало
Павел Сосновкин УНИВЕРСАЛЬНАЯ ЭТИКА И СОЦИАЛЬНЫЙ РИТУАЛ НАЦИОНАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА

Национальное государство имеет ряд специфических свойств, определяющих его существование как относительно своего собственного, «домашнего общества», так и относительно пространства мировой политической системы. Оно изначально – при своем возникновении в Европе Нового времени – понималось как государство-нация, то есть государство одной нации, живущей на строго определенной территории. Помимо всех прочих следствий, вытекающих из такой трактовки, интересна теоретическая (заложенная уже на уровне философского и теоретического обоснования данной государственной модели) невозможность образования в национальном государстве иной этики, кроме как этики национального государства.
Такое государство (национальное) тем и характеризуется, что, с одной стороны, образует собой государственное тело, стоящее выше любых племенных, клановых, феодально-территориальных образований, но вместе с тем находящееся на уровне регионального общественно-политического тела – нации. Соответственно, любые альтернативы (речь идет, прежде всего, об этических альтернативах), выходящие на уровень выше национального – то есть на глобальный – равно как и опускающиеся на низшие уровни (территориальные, локальные, клановые, и т.п.) национальным государством, во всяком случае, его этикой категорически отметаются как вредные и противостоящие некоей конечной цели нации-государства .
Данные глобальные этические альтернативы на уровне обыденного сознания членов национально-государственного тела остаются непонятыми и происходит это, прежде всего потому, что на уровне национально-государственной мифологии подобные альтернативы описываются в рамках неприменимости к национальной специфике.
Чтобы конкретизировать сказанное, обратимся к разъяснению понятий «национального государства» и «глобальной этики», являющихся центральными концептам нашего исследования.
Характеризуя национальное государство, я рискну придерживаться точки зрения М. ван Кревельда, изложенной им в соответствующем месте, а именно: в смысле социально-политическом национальное государство есть государство в собственном смысле этого слова, не являющееся ни империей, ни городской (полисной), ни родовой, ни какой-либо иной организацией, кроме того, это есть нация-государство, нация, образующая государство и поддерживающая его существование [2]; соответственно, с этической точки зрения (можно обозначить ее предельно широко – как философскую) национальное государство есть комплекс национальных этических норм. Эти нормы обладают целым рядом важных характеристик, как то: 1) узконациональный характер, не выходящий за пределы данной нации-государства; 2) вытекающая из предыдущего уникальность и неприменимость на иных уровнях социальной организации (глобальном, региональном, локальном). Естественным пределом этических норм тогда представляется глобальная этика, и, если можно так выразиться, тотального «обобществления государства».
Формирование глобальной этики, выходящей за территориальные и культурные границы, как уже было сказано выше, полагает предел этическому оправданию национального государства. Рассмотрим, как это происходит.
Для функционирования этики, чьи нормы претендуют на глобальность, нужна соответствующая общественная организация, которая в свою очередь необходимо должна претендовать на универсальность. Такая общественная организация может быть определена, вслед за Кантом, как гражданское состояние [1, С. 78]. Единственный принцип, положенный в основание этой общественной организации, есть принцип человеческой свободы. Свобода, разумеется, должна пониматься также в кантовском смысле, то есть разумно ограниченной понятием долга. Гражданское устройство в этом случае в этическом плане фиксируется как ограничение свободы каждого путем правового принуждения, и это ограничение исходит из требований разума и не приемлет никаких иных (эмпирических) оснований.
Этические основания гражданского устройства тогда определяются как: свобода каждого члена общества как человека; равенство его с каждым другим как подданного; самостоятельность каждого члена общности как гражданина. Фактически, как мы видим, «гражданское устройство» Канта есть не что иное, как современное гражданское общество (ну, по крайней мере, его концепт), а оно, как известно, сегодня являет собой этическую концепцию, альтернативную этике национального государства. Кант прекрасно осознавал различие между подлинно гражданским и всяким иным общественным устройством, и введение им категории «гражданского состояния» как раз было призвано отразить в теории это практическое различие: люди в «негражданском» обществе гражданами являются только в потенции, они обладают гражданским состоянием, которое только при определенных условиях конвертируется в общественную реальность. Глобальность гражданского общества – и его этики – основана именно на выведении его предельных оснований из чистого разума, что исключает любую локализацию ценностей и обеспечивает им универсальный характер.
В связи со всем вышесказанным об этических императивах гражданского общества интересно посмотреть соотношение этих императивов и некоторых популярных в любом национальном государстве мифов.
Этический императив свободы, фактически означающий, что гражданин свободен в выборе своей стратегии поведения в социуме (по формуле «никто не может навязывать то или иное поведение»), жестко противостоит любимому мифу всех наций-государств – так называемой национальной идее. В самом деле, что, по сути, представляет собой национальная идея? Не более чем навязываемый сверху проект стратегии общественного развития, обладающий в этическом плане правом первенства перед всеми гражданскими правами и свободами. «Так нужно для выживания нации» – гласит национальная идея в любом ее виде, через что бы ее не искали (хоть через футбол) – и тем самым ставится под вопрос ценность свободы в рамках социума: ведь если определены ориентиры нации , то средства достижения этих ориентиров должны быть унифицированы и исключать любое проявление гражданской свободы. Формально национальная идея оставляет правовую возможность свободы, но с точки зрения этики она представляет собой высший императив, одновременно организующий общество и служащий ему целью; иные этические нормы либо напрямую должны быть подчинены императиву, либо не допускаются. Разумеется, с идеей свободы (в кантовском понимании) это никак не совместимо.
Деспотизм «национальной идеи», помимо тотального господства в этическом измерении, предполагает (автоматически), также фактическое отсутствие всякого возможного права и, соответственно, убирает из социальной жизни правоотношения как таковые. Действительно, универсальный этический императив, полагающий равенство граждан перед законом (независимо от их фактического гражданского положения – «бедные», «богатые», «низы», «верхи», «титульная нация», «этнические меньшинства» и т.п.), не может не отрицаться национальным государством, отягощенным какой-либо высокой «идеей»: в этом случае общество неизбежно дифференцируется по принципу «лучший/худший», «достойный/недостойный», «истинный/неполноценный» – возможные варианты дихотомии можно перечислять долго, их любознательный найдет в реальной социальной практике современности и прошлого . С точки зрения универсальной этики человек может лишиться права быть самому себе господином, то есть быть самостоятельным субъектом гражданского общества безотносительно каких-либо гетерономных императивов, только в случае совершения преступления, которое выводит его за рамки общества и этики. Национальное же государство часто оправдывает лишение человека такого права войнами (разумеется, «священными» – хотя для национального государства любая война священна) или ссылками на древность или «извечность» неравенства гражданских прав членов одного и того же общества .
Таким образом, мы видим, что имеет место быть коренная противоположность этических систем универсального и национально-государственного характера. Национальным государством эта противоположность несомненно осознается и считается угрозой собственному существованию . Во избежание этой угрозы национальное государство вынуждено осуществлять комплекс социальных ритуалов, призванных сформировать «образ Врага» (положенный в этическом измерении) и укрепить альтернативные Врагу этические императивы – разумеется, национально-государственного характера.
Социальный ритуал, понимаемый как явление прежде всего этических корней, представляется как некая программа социальных действий, направленная на утверждение собственной этической автономности и независимости от универсальных (глобальных) «моралей».
Таковым ритуалом следует признать уже упомянутую «национальную идею». Определенная как цель, «национальная идея» (любая – «русская», «исламистская», независимости и т.д.) представляет собой набор ценностей, утверждаемых в качестве абсолютных для определенной социальной группы (чаще всего – национального государства, хотя с помощью неких «идей» утверждаются и некоторые локальные идентичности). Взятая как средство, она являет собой социальный ритуал, чаще, однако, комплекс таковых, направленных на достижение определенных политико-экономических целей. И как цель, и как средство, идея, выраженная в национальной или любой другой локальной специфике – суть отрицание универсальной этики и активное противопоставление ей своей, претендующей на оригинальность позиции.
В своих многообразных проявлениях социальный ритуал характеризуется некими «генеральными линиями», основными направлениями воздействия, на которых и ожидается достижение наибольшего результата: 1) идеология – формирование идеологии национально-государственной исключительности и вытекающей отсюда «неподсудности» нации-государства универсальным этическим императивам (классические примеры – идеология нацизма и «социализма в отдельно взятой стране», живая классика – сегодняшний сионистско-милитаристкий Израиль); 2) экономика – достижение максимально возможного уровня автаркии и сопротивление реальностям экономической глобализации (на этом пути подвизаются по сути все из существующих на сегодня реально независимых политически государств, наибольших успехов добиваются осколки прошлого мира типа КНДР, а так же стремящиеся не включиться в мировую экономику, а подчинить ее своей национальной экономике США); 3) политика – создание максимально закрытого слоя политической элиты, малозависимого в своем существовании от внешних факторов и воспитанного в духе национально-государственной идеологии (в качестве примера можно назвать эсэсовцев или современную политическую элиту США, которая за все время существования государства расширилась лишь незначительно); 4) культура – создание (зачастую с нуля) своей, особенной, национальной культуры для титульной нации государства, и ее всяческое укрепление и развитие (блестящий пример – создание с нуля самостоятельной украинской культуры, языка, обычаев, истории, даже этноса). Перечисленные области – идеология, экономика, политика, культура являются пространством ритуального, тем местом, где воплощается социальный ритуал. Ритуализация национального государства и его этики в этих областях неизбежна, так как именно от этой ритуализации зависит существование государства.
Собственно, в завершение можно пояснить, почему этические программы национальных государств необходимо противопоставляют себя универсальным нормам этики. Это необходимо по причине того, что ритуал как таковой не может быть осуществлен сам по себе: цель его должна заключаться в стремлении избежать некой альтернативы, противоположности (древнейшая схема противоположностей – жизнь/смерть – чтобы жить, нужно сделать определенную, установленную совокупность действий). Таковой противоположностью для национально-государственной этики является универсальная этическая система, и социальные ритуалы, поддерживающие существование государства, обязательно отталкиваются от универсальной этической альтернативы в своем действии.

Литература.
1. Кант, И. О поговорке [Текст] / И. Кант // Кант И. Сочинения в шести томах. Т. 4. Ч. 2. – М. : «Мысль», 1965. (Философ. наследие). – 478 с.
2. Creveld, M. van. The Rise and Decline of the State [Text] / M. van Creveld. – Cambridge : University Press, 1999, – 448 p.
3. Keane, J. Global Civil Society? [Text] / J. Keane. – Cambridge : University Press, 2005. – 209 p.
4. Hardt, M. Empire [Text] / M.Hardt, A.Negri. – Harvard : University Press, 2002. – 496 p.


Сосновкин П. А. Универсальная этика и социальный ритуал национального государства/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 313-317.

Hosted by uCoz