Главная страница.

Татьяна Тюрина РИТУАЛЬНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ ВСАДНИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ЗНАКАХ И СИМВОЛАХ АНТИЧНОЙ И СОВРЕМЕННОЙ ПАСТОРАЛИСТИКИ

Термин «пасторалистика» [1, С. 52] в последнее время все чаще применяется для объединения таких художественных жанров как Идиллия, Буколика, Эклога и Пастораль (от лат. pastoralis «пастушеский»). Главная тема названных жанров традиционно строится на показе быта и нравов «мирной и простой сельской жизни» [2, С. 271], неразрывно с которой связаны пастушеские «труды и дни». В начале 90-х годов ХХ столетия в нашей стране стали осуществляться кардинальные общественно-политические и социально-экономические преобразования, в аграрном секторе появились различные виды фермерского труда. В ходе данных реформ возникла необходимость в пересмотре старых и формировании новых общественных идеалов и духовных ценностей.
В этой связи важное значение имело решение о ежегодном проведении Всероссийского конкурса пастухов: с 2004 г. он проходит в Ленинградской области в день св. Егория Вешнего, означающего время первого выгона скота на открытое пастбище. Участники конкурса состязаются в перегоне стада на время, в седловке коня и выездке верхом, в технике владения кнутом, в приготовлении пастушьего чая. Организация данного мероприятия имела целью возрождение национальных традиций как основы российской государственности и популяризацию и рост престижа сельскохозяйственных профессий среди молодежи [3]. Включение в праздничную программу ритуальных элементов таких древнерусских обрядов как почитание св. Егория, св. Георгия Победоносца, покровителей лошадей свв. Фрола и Лавра служило символом связи поколений.
Культурологи рассматривают ритуал (от лат. ritualis «обрядовый») как «исторически сложившуюся форму неинстинктивного, социально санкционированного упорядоченного символического поведения, в котором способ и порядок исполнения строго канонизирован» [4, С. 381]. Нельзя, однако, согласиться с тем, что «способ и порядок исполнения <ритуальных> действий не поддается рациональному объяснению в терминах средств и целей» [4, С. 381].
Известно, что еще на ранних этапах исторического развития человека ритуал представлял собой досуго-прагматическую форму общения людей, целью которой было сплочение коллектива (клана, рода, племени) перед выполнением намеченного жизненно важного вида труда – в то время ими были охота и собирательство. В силу синкретизма первобытного мышления и для создания религиозно-художественного аффекта ритуал использовал различного рода средства, которые М.С. Каган разделяет на жестомимические и звукоинтонационные [5, С. 270]: первые включают танец, пантомиму, грим (маску); вторые – вокализацию голоса зверя и речь человека. Направив свои усилия на убеждение или повиновение, ритуал, вкупе с мифом, вначале воздействовал на зрение и слух, т.к. они играют ведущую роль в формировании мировосприятия и миропонимания человеком окружающей среды и себя.
Ритуал, включающий зрелищно оформленный миф, предвосхитил рождение древнегреческого театра (греч. «» – зрелище). Аристотель первым разработал теорию античной драмы и в трактатах «Поэтика» и «Риторика» дал не только рациональное объяснение ритуальных действий в терминах средств и целей [4], но указал на важность диалектического направления в поиске правильной интерпретации тех культурных феноменов, «для обособления которых используются слова «ритуал» и ряд синонимичных ему слов» [6, С. 398]. Трагедия и комедия, по Аристотелю, возникли «с самого начала путем импровизации»: первая – от зачинателей дифирамба, из ничтожных мифов – основы сатировой драмы; вторая – от зачинателей фаллических песен [7, С. 26]. Возникает вопрос, элементы каких «импровизаций» заимствовала Пастораль?
Методология исследования текста слова и текста художественного символа, заложенная в античности, в современных условиях получила развитие у представителей структурно-семиотической концепции культуры. Так, М.Фуко убедительно показал, что слово, в котором «спит» какая-либо первоначальная вещь, в дальнейшем способно изменять свой смысл в зависимости от текста культуры и функционировать в качестве слова-символа, слова-образа, слова-знака: «знать − значит истолковывать, идти от видимой приметы к тому, что высказывает себя в ней» [8, С. 69, 376]. Известно, что в слове-символе  «высказали» себя слова-знаки το, «козел» + δη «песнь» и сопутствующие им мифологические слова-образы. Перевод слова-символа «трагедия» в охотничье-пастушескую социо-лингвокультуру, то есть, из вторичной моделирующей системы в естественную [9, С. 21], позволяет увидеть во «вторичной» модели элементы охотничьего не только обряда, но и культа, – культа зверя, культа тотема. Его целью было очищение страстей [7, С. 30], то есть, достижение катарсиса и восстановление миропорядка. Включение в такой культ игрового компонента отражало степень познания человеком мира природы и мира животных и искусство подражать им, физическую силу и смекалку горного охотника, сплоченность и взаимопомощь (на грани самопожертвования) всех членов охотничьего братства, ритмичность и согласованность действий. В награду за выполнение этих норм/ценностей боги обещали удачу в промысле. В числе необходимых эмоционально-психологических средств драмы Аристотель называет убранство, музыкальную часть и речь [7, С. 31]. Та же атрибутика имела место в ритуалах.
Применяя структурно-семантический подход к работе с текстами слов pastor/пастырь и пастораль, необходимо отметить последние достижения сравнительно-исторического языкознания: они показали, что лат. слово pastor является метатезой древнеиранского aspa «лошадь» [10, С. 36]. Выявление онтологии знакового ядра, сокрытого в слове-символе пастораль, и определение его «социального пространства» [11, С. 423] помогают увидеть его истоком (аналогично трагедии) архаичный пастушеско-всаднический обряд с культом коня и культом героя. В условиях таких уровней ритуала, как обычай/обряд/культ, художественно воспроизводящих индивидуальное/общее/особенное, слово-образ пастырь/всадник становилось символом горно-степного пастушества, символом воинского героизма, символом государственности.
Впервые жанровый термин пастораль заявлен в оглавлении первого акта пьесы «Сказание об Орфее» А.Полициано – Джерми [12, С. 52], поставленной в 1481 г. в Неаполе при дворе арагонских королей. В общеизвестный сюжет мифа поэтом был введен дополнительный образ пастуха Аристея, убегая от любовного преследования которого Эвридика наступила на спрятавшуюся в траве змею. В имени Аристея есть древнеиранское слово-знак aria и греко-лат. Буква-знак S, т.е. «лошадь» [13, С. 124,129]. В условиях эпохи Возрождения оппозиция образов Аристей – Орфей отчасти символизировала борьбу/состязание двух архаичных социально-экономических систем (и, соответственно, их идеологий), а именно: 1) подвижного aspa-пастушества с примитивным материальным производством и потребительским отношением к природе и 2) оседлого пастушества с земледелием, воспроизводящим отношением к природе, развитым ремеслом и зарождением города (его символ – лира Орфея); у первых – культ коня и культ героя, у вторых – авторитет всаднического сословия в соединении с культом быка и растительными обрядами, объединяемыми в общегородской ритуал.
Ритуальные особенности обеих архаичных мировоззренческих систем показаны Гомером в «Илиаде» (в Древней Руси аналогично в «Слове о полку Игореве»). Главные герои эпоса – колесничная аристократия. Aspa – ритуальные элементы ее культуры переданы естественными знаками [9] и культовыми символами через тотемный образ коня Ксанфа и архитектонику гексаметра. Числа-знаки 3х2 символизировали храмовое отправление культа бога и культа героя. Число-знак «3» у древних греков символизировал пространственно-временное могущество бога-олимпийца и его бессмертие. Герой, не будучи бессмертным от рождения, получал этот дар в награду за подвиг на грани самопожертвования. Ранее ценностный статус такого поступка отражен в мифе о кентавре Хироне и Прометее; позднее ценностное осознание героики со стороны гражданского общества мы наблюдаем в мифе о Пегасе; в мирных условиях путь к бессмертию, подсказывает «пастушеский» миф «Суд Париса». Философский концепт вечности бытия, выработанный всаднической мифоритуальной культурой, символически отражен и в пасторально-поэтическом коде «природа-творчество-любовь» [14, С. 41], который, по установлению Аристотеля [7, С. 144], сохраняет свою неизменность и сегодня.
Приведенные примеры позволяют утверждать, что жанр aspa-Пасторали в европейской художественной культуре имеет значение символа победы гармонии над хаосом, символом торжества добра, любви и мира. Поэтому неудивительно, что обращение к нему актуализируется на гранях истории человечества: в эпоху эллинизма это были Идиллии Феокрита, в Риме правления Августа – Буколики. Эклоги Вергилия, в эпоху междоусобных войн раннего Возрождения – Эклоги Данте, поэтика Боккаччо, пьеса Полициано. В эпоху Просвещения aspa-пасторальная поэтика во Франции представлена в рамках придворного театрального жанра «опера-балет»: в основе либретто – античные героические мифы. В Германии к aspa-символике обратились Гете и Фосс. В России aspa-традиции продолжены А.Пушкиным в повести «Метель», отчасти – И.Тургеневым в романе «Отцы и дети», В.Астафьевым в повести «Пастух и пастушка. Современная пастораль», А.Адамовичем в повести «Последняя пастораль».
Всадническое пастушество, как вид деятельности, развивает личную инициативу, стремление к физическому и духовному самосовершенствованию, дает всеобъемлющую возможность познать законы гармонии природы, природы и культуры, рационального и чувственного. В накоплении и передаче новым поколениям тех морально-этических норм и ценностей, которые вырабатывались пастушеской практикой, большую роль играли и продолжают играть ритуалы, предания и искусство.

Литература.
1. Ермоленко, Г.Н. Трансформация пасторальной топики во французской легкой поэзии конца XVII-нач. XVIII вв. [Текст] / Г.Н.Ермоленко // Пастораль как текст культуры: теория, топика, синтез искусств. – М. : МГОПУ им. М.А.Шолохова, 2005.
2. Большая Советская Энциклопедия: В 33 т. Т.19 [Текст] / 3-е изд. – М., 1975.
3. Егорьевы игрища [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http: // www.egorigr. ru.
4. Культурология. ХХ век. Словарь [Текст]. – СПб. : «Университетская книга», 1997.
5. Каган, М.С. Философия культуры [Текст] / М.С.Каган. – СПб. : «Петрополис», 1996.
6. Культурология. Энциклопедия В 2-х т. Т.2 [Текст]. – М., «РОССПЕН», 2007.
7. Аристотель. Поэтика. Риторика [Текст] / Аристотель. – СПб. : «Азбука», 2000.
8. Фуко, М. Слова и вещи: археология гуманитарных наук [Текст] / М.Фуко. – СПб., 1994.
9. Лотман, Ю.М. Об искусстве [Текст] / Ю.М. Лотман. – СПб. : «Искуство-СПБ», 2005.
10. Грантовский, Э.А. Иран и иранцы до Ахеменидов [Текст] / Э.А.Грантовский. – М. : РАН, Ин-т востоковедения, 1998.
11. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика [Текст] / Р.Барт. – М. : «Прогресс», 1989.
12. Роллан, Р. Музыкально-историческое наследие. В 8-ми вып. [Текст] / Р.Роллан. – М. : «Музыка», 1988, – Вып.3.
13. Винников, И.А. Вновь найденные финикийские надписи [Текст] / И.А. Винников // Эпиграфика Востока V. – М. ; Л. : «Наука», 1951.
14. Морева-Вулих, Н.В. Римский классицизм: творчество Вергилия, лирика Горация [Текст] / Н.В.Морева-Вулих. – СПб. : «Академпроект», 2000.

Тюрина Т. Н. Ритуальные элементы всаднической культуры в знаках и символах античной и современной пасторалистики/ Бренное и вечное: социальные ритуалы в мифологизированном пространстве современного мира: Материалы Всерос. науч. конф. 21-22 октября 2008 г. / редкол. А. П. Донченко, А. А. Кузьмин, А. Г. Некита, С. А. Маленко ; предисл. А.Г. Некита, С.А. Маленко ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. – Великий Новгород, 2008. – 409 с. С. 346-349.