Главная страница.

ВЛАСОВА Т. О ЧУВСТВЕННОСТИ АСКЕЗЫ

Размышления об аскезе основываются, как правило, на том смысле, которым ее наделяет религиозное понимание. В круге религиозных понятий аскеза мыслится как борьба против чувственности или, в терминах; религиозного толкования, — борьба со страстями. Значит ли это, что чувственность в аскезе заменена бес-чувственностью или анти-чувственностью, как это мыслится при обыденном понимании аскезы? В.В. Розанов увидел смысл аскезы не в отрицании чувственности, а в перенесении ее предмета. Оно основывается на «чувственном влечении как на нечто положительном». Языковые рефлексии могут показать, что воз-держание, где приставка «воз-» означает «за, вместо», есть следование («держание») одному вместо другого.
То, что аскеза является вопросом чувства чрезвычайной силы, — страсти,
— делает ее весьма рискованным предметом размышления в рамках религиозной философии. В результате, об аскезе либо говорится как о чем-то само собой разумеющемся и автоматически ясном, либо мы сталкиваемся с открытым отказом вести речь об аскезе (Кураев). Для религиозной философии парадоксальна (не ортодоксальна) мысль об аскезе как о борьбе с чувственность с помощью иной чувственности. Такой, чей предмет изменен.
Аскеза должна быть рассмотрена не с позиции религиозной (в частности
— христианской) антропологии, а на основе философско-антропологического подхода. Размышления о человеческой чувственности приводят к выводу, что она необходимо присутствует в отношениях с другими. Но понять чувственность можно лишь исходя из того, что органы или, правильнее, «открытые места» чувств дают человеку возможность живого участия в мире, а также участия мира в нем (Буркхардт). Таким образом, чувственность следует понимать в контексте связи Я-Другой.
Присутствие Другого в человеческом мире и осознание этого присутствия
— важная часть онтологической ситуации человека. М.М. Бахтин, давая истолкование идеи троичности человека, видел ее истоки в том, что тело выражает пространственное измерение человека, душа — временное, а дух есть смысловой центр. Смысловое измерение человеческого бытия — это та сфера, которую он разделяет с Другим. Когда реальности придается смысл, она становится для человека «своей».
В «своем» мире я воплощен посредством «моего тела», означенного моей речью. Все знаки, которые присваиваются телу черпаются из речи Другого. Моя речь содержит предпосылки собственного понимания, собственного действия и, значит, становления себя самого. Ж. Лакан видит функцию речи в такой трансформации человека, чтобы он мог понимать и знать себя.
Границы человеческого тела подвижны. Они могут быть перенесены на его одежду, его вещи, его родных т.д. Тело человека расширено посредством знаков. Интенсивное отношение типа Я — Другой приводит к тому, что границы телесности передвигаются в направлении Другого. В результате происходит выход за пределы собственной телесности и полное слияние с другим — экстаз. «Экстаз» означает выход из принятого положения, смещение. Смысловая нагрузка слова «экстаз удачно уловлена А.Н. Чанышевым, который переводит древнегреческое «ekstasis» как ис-ступ-ление, такое состояние, когда человек «исступает» из своего тела, перестает быть собой, сливается с Другим. Строго говоря, экстаз - это ситуация не различения себя и Другого. Для ее понимания важно, что Другой является значимым для человека.
Выходом из моей экстатической неразличенности с Другим является обособление, отграничение моего Я от Другого. В этом процессе нужно увидеть аскезу. Общей для аскезы и экстаза является их повышенная знаковость, которая заключается в том, что из пространства человека как в экстазе, так и в аскезе исключены вещи и статусные характеристики. Экстаз и аскеза в равной мере лишают человека его места в обыденной жизни с тем, чтобы отвести ему особое место в священном пространстве.
Но, будучи феноменами повышенной знаковости, экстаз и аскеза имеют существенное различие в способе означивания. В экстазе тело означено знаками Другого. Но поскольку оно пронизано чувством, то я переживаю мою означенность и мою захваченность этими знаками. Знаки Другого оказываются приложенными к «моему телу». «Мое тело» означивается мной такими знаками, которые заимствованы от Другого.
Иной, нежели аскеза и экстаз, способ определения человеком собственной идентичности предлагает потребительская установка. Согласно идее Баумана потребительский рынок предлагает широкий набор идентичностей. Выбор отдельных предметов создает уникальный комплект различных элементов, которые, окружая личность, создают ее неповторимость. Обилие предметов, предложенных к потреблению, таково, что создать два одинаковых комплекта элементов невозможно.
Аскетический отказ от владения вещами, которые, как мы выяснили, несут функцию знаковости, приводит к тому, что вся знаковая нагрузка переносится на тело. Аскетическая телесность — в высшей степени знаковая.
Перенесение знаков Другого для обозначения себя и перенос знаковости с вещей на свое тело составляют содержание переноса предмета чувственности, который осуществляется в аскезе.
На этом пути все противоречия между тремя интерпретациями лишаются смысла. Традиция (безотносительно к своим дефинициям) может быть описана при первом приближении как горизонт всех и всяких интенций к сакральному. При этом нужно условиться, что речь не может идти о мертвой традиции (традиции-коммуникации), а в культурной антропологии живая традиция (традиция-ритуал) дана не сознанию наблюдателя, а сознанию наблюдаемого.
Попытки осуществить интенциональный анализ традиции и ее сакрального содержания уже предпринимались, хотя и остались незамеченными. Предполагая, чисто гипотетически, возможность отображения сакрального в понятии, мы должны отдавать себе отчет в фантастически-формальном характере такого понятия. Предполагая невозможность такого понятия (фактически тождественного Понятию Гегеля), мы должны либо признаться в невозможности познания Истины как высшего знания, либо пытаться использовать в таком познании и вне-понятийные, «чисто» эйдетические средства, предоставляемые, в частности, и феноменологией.

ВЛАСОВА Т. О ЧУВСТВЕННОСТИ АСКЕЗЫ // Межрегиональная научная конференция «Бренное и вечное:М-43 Ценности и отчуждение в культурно-цивилизационных процессах» 14-16 октября 1999 года: Тезисы докладов и выступлений. Вып. 2.4.1. / Ред.кол.: В.П.Большаков, Г.П. Выжлецов, И.Ф.Игнатьева; НовГУ им. Ярослава Мудрого. - Великий Новгород, 1999.С. 27-29.